Один из них встретился с Релатой в месте Силы. Ораст почти убедил себя, что это не значит ничего – ведь иначе разве не была бы она сейчас здесь, с ним, не обнимала бы его, не висла на нем, точно дешевая шлюха, не заглядывала преданно в глаза… Нет! Ее не было с ними – значит, чары не подействовали! А то, что видел он на лесной поляне, просто почудилось ему. Может быть, он в чем-то ошибся, когда готовился к колдовству. Или сама Книга оказалась подделкой, и все ее заклинания не стоят и сухого ослиного помета?! Ораст позабыл все недавние свои мечты о величии. Ему не нужна была больше ни слава, ни власть над стихиями, ни господство над демонами преисподней. Он испытал невероятное облегчение.
Если чары оказались недейственными, значит, Релата по-прежнему свободна! И слава Митре, что все случилось именно так! Пересохшими губами он шептал самые невероятные клятвы, давал самые безумные обеты, возносил хвалы всем ведомым и неведомым богам… Он принесет жертвы, заслужит прощение! Никакого чернокнижия, никаких безумных мечтаний, – он будет вести чистую жизнь, беспорочную и полную благих устремлений…
Релата не пришла в трапезную! Весь вечер он ждал ее появления, но она так и не спустилась к ним. И, похоже, оба принца остались к этому совершенно безразличны.
Орасту почти удалось убедить себя, что между Релатой и светловолосым принцем ничего не произошло. В конце концов, было так темно… он вполне мог ошибиться. Если бы между Релатой и ее похитителем возникла магическая связь, он был уверен, что мгновенно узнал бы об этом. Это не могло не отразиться в лице мужчины, в выражении глаз его, в смехе или малейших жестах… Точно гончая, жрец учуял бы дичь и немедленно взял след.
Однако оба принца были совершенно спокойны и даже мрачны. Они почти не говорили друг с другом – Ораст заподозрил даже, что они в ссоре между собой, – с натянутой любезностью отзывались на шутки сыновей барона и их неуклюжие попытки развеселить гостей. Они отказались от партии в кости, и, когда прозвучало предложение позвать менестрелей, Ораст застыл в ужасе, боясь оказаться обнаруженным, однако те отказались и от музыки.
Ораст не сводил с них глаз, словно от этого зависела самая жизнь его. Первый, Нумедидес, если верить болтовне прислуги, – наследный аквилонский принц. Орасту он внушал почти гадливое отвращение, с самого первого взгляда. Слишком грузный, с сальными волосами, зачесанными так, чтобы не было заметно растущей плеши; разряженный, точно заморийский купец… Тонкие губы брюзгливо поджаты. Когда к нему обращаются, едва соизволит процедить что-то в ответ… Ест грязно, так что брызги летят во все стороны. Неумеренно пьет, то и дело подзывает виночерпия, утирает рукавом лоснящиеся губы… Но он и не представлял для жреца интереса, ибо Релата уехала с поляны не с ним. Хвала богам, они не допустили подобной насмешки.
А что же второй? Кажется, его зовут Валерий? Конечно, он лучше первого, но слишком уж задумчив, угрюм. В глазах усталость. Какая-то вялость, небрежность во всем. Точно все в жизни опротивело ему, ни в чем не находит ни удовольствия, ни радости. Глаз почти не поднимает от стола… Однако внезапно повел плечами, поежился, вздернул голову – и устремил взгляд на темную галерею. Взор жесткий, тяжелый… Жрец пригнулся невольно, хотя и знал, что тот не сможет заметить его снизу. Но это напугало его. Он опасался иметь дело с воинами. В них была внутренняя сила и ярость, противостоять которой жрец не умел и страшился. Если даже такой щенок, как Винсент сумел застать его врасплох сегодня, – что же тогда говорить о Валерии… Ораста невольно пробрала дрожь. И он взмолился Митре, чтобы этот человек не оказался его соперником.
Внезапный взгляд, брошенный принцем на галерею, словно лишил его воли и уверенности в себе. Он даже не мог найти в себе силы возненавидеть этого угрюмца. Ему внезапно сделалось не по себе. Тени надвинулись на него, тьма зашевелилась угрожающе… он ощутил, как поползли по спине мурашки, желудок сжался липким комком. Галерея не казалась больше таким уж надежным укрытием. Ему не терпелось уйти отсюда, скрыться, позабыть обо всем, что он видел сегодня. Волна нечеловеческой усталости накатила на него. В глазах помутилось, подкосились колени. Ораст испугался, что если не уйдет отсюда немедленно, то потеряет равновесие и рухнет прямо вниз, в зал. Он почти уже видел изумленные лица обедающих, и свое тело, мертвое, изломанное на изразцовых плитах у камина… Пошатываясь, цепляясь за портьеру, Ораст выбрался из укрытия.
В коридоре он постоял какое-то время, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Где-то вдали трижды пробил колокол – время ночной стражи. Господа расходились на ночь по своим покоям. Спешили запереть дверь и погасить свечи в залах слуги. Вскоре огромный дом погрузится в сон, но Ораст вдруг понял, что не уснет и не найдет покоя, если не сделает прежде еще одно – последнее. Он должен был увидеть Релату.
Это желание было бессмысленным, нелепым, – более того, опасным. Однако бывший жрец достиг уже той стадии безумия, когда никакие доводы благоразумия не в силах возобладать над горячкой страсти. Ему необходимо было говорить с девушкой, и он готов был смести любые преграды на своем пути, воздвигнутые чужой ли силой, или собственным разумом. Не чуя ног под собой, жрец устремился вверх по лестнице, туда, где располагалась опочивальня дочери барона.
Лишь одной возможности он не учел, – и застыл в дверях девичьих покоев, куда ворвался, преступив все законы приличия и чести, бледный, задыхающийся, не в силах поверить собственным глазам. Релаты в комнате не было!
ОБРАЗ СТРАСТИ
Ты так торопишься уйти? Валерий недоуменно поднял брови. За весь вечер Нумедидес не выдавил из себя и трех слов и сидел за столом, надутый, вяло ковыряясь в тарелке с жарким, так что Валерий даже забеспокоился, не заболел ли его кузен, всегда отличавшийся завидным аппетитом. И вдруг, когда принц уже любезно распрощался с сыновьями Тиберия, пожелал им доброй ночи и скорейшего выздоровления батюшке – этот необъяснимый всплеск язвительной враждебности! Валерий медленно обернулся к Нумедидесу.
– Да, я хотел бы уйти. День был долгим, и я порядком устал. А что, Ваше Высочество не изволит отпускать меня? – Последняя фраза прозвучала нарочито резко, с неприкрытой издевкой. Смущенные столь явным напряжением между вельможными гостями, Винсент с Дельриком, поспешно пробормотав извинения и взяв по кубку вина, отошли к пылающему камину, подальше от начинающейся сцены. Нумедидес поднял голову, сонно хлопая глазами. Валерию показалось, он не в состоянии был сразу отозваться на его слова, – точно ныряльщик, всплывающий на поверхность из вязкой пучины.
Но вот взгляд Нумедидеса прояснился… и вспыхнул откровенной злобой.
– Торопишься? Может, тебя ждут еще какие-то развлечения сегодня?
Помимо воли, Валерий покосился на мирно беседовавших у очага братьев. Хвала Митре, они, кажется, ничего не услышали. Он похолодел, представив, что за скандал разыгрался бы, узнай эти горячие головы о происшедшем сегодня в лесу. Едва ли ему удалось бы объяснить, что встреча их с Релатой на поляне была абсолютно непреднамеренной и не таила ни малейшей угрозы чести их сестры. С мрачной усмешкой Валерий сказал себе, что, несмотря на его сан, у него скорее потребовали бы кровью искупить вину, – и лишь затем, возможно, снизошли бы до разговора.
Хвала Митре, суета в замке, вызванная несчастным случаем с бароном, захватила всех, и слуг, и наследников, – и никто даже не заметил возвращения принца. Релата, бросив на него последний взгляд, полный огня и смутных обещаний, поспешно скрылась… и даже сейчас, вспоминая об этом, Валерий не сдержал вздох облегчения. Внимание девушки было ему лестно – однако таило слишком много опасностей и слишком легко могло увлечь на скользкий путь. Единожды испытав на себе последствия подобных ошибок, принц Шамарский отнюдь не горел желанием повторить это вновь.
По счастью, их отъезд был намечен на завтрашнее утро. Лишь тогда он сможет вздохнуть полной грудью, – воздух амилийского замка внезапно сделался слишком душным. Да еще эта непонятная враждебность Нумедидеса…
Глядя кузену в лицо, он произнес как мог твердо, стремясь одновременно убедить в своей искренности и дать понять, что сейчас не время и не место затевать ссору:
– Я очень устал, и мне не до развлечений, брат. Все удовольствия, что есть в этом замке, я с радостью уступаю тебе.
