– Это еще не важно, – сказал Чека, – если бы я, царь, пожелал убить тебя, осмелился бы ты убить меня или моего посланного? Итонго, поселившийся в этой женщине, был, несомненно, царственный дух, который приказал убить тебя, и ты должен был подчиниться его воле. Что ты можешь еще сказать в свою защиту?
– А вот что. Слон, – ответил Умслопогас, – если бы я не убил женщину, то она убила бы мою сестру, которую я люблю больше своей жизни!
– Это еще ничего не значит, – сказал Чека, – если бы я приказал убить тебя за что-нибудь, то разве не приказал бы убить и всех твоих? Не мог ли поступить так же и царственный дух? Если ты не имеешь ничего более сказать, то ты должен умереть!
Признаюсь, мне становилось страшно. Я боялся, что Чека, в угоду колдунам, убьет того, кого называли моим сыном.
Но мальчик Умслопогас поднял голову и храбро ответил, не как человек, просящий о сохранении своей жизни, а как человек, защищающий свое право.
– А вот что, победитель врагов, если и этого не достаточно, то не будем больше говорить – вели меня умертвить. Ты, царь, не раз приказывал убить эту женщину. Те, кому ты поручал исполнить твое приказание, щадили ее, считая женщину одержимой духом. Я же в точности исполнил приказание царя, я убил ее – будь она одержима или нет, так как царь повелел умертвить ее, а потому я заслужил не смерти, а награды!
– Хорошо сказано, Умслопогас! – ответил Чека. – Пусть дадут десять голов скота этому мальчику с сердцем взрослого человека, его отец будет стеречь их за него. Ты теперь доволен, Умслопогас?
– Я беру должное и благодарю царя, потому что он платить не обязан, а дает по своей доброй воле! – ответил мальчик.
Чека на мгновение замолчал, он начинал сердиться, но вдруг громко расхохотался.
– Да, да, этот теленок похож на того, что был занесен много лет тому назад в крааль Сенцангаконы! Каким я был, таков и этот малый. Продолжай, мальчик, идти по этой дороге и, может быть, в конце ее найдешь тех, кто будет тебя встречать царским приветствием «Баете!» Но смотри! Не попадайся на моем пути – нам вместе тесно будет! А теперь ступай!
Мы ушли, но я заметил, как колдуны продолжали ворчать про себя. Они были недовольны и предвещали всякого рода несчастья.
Дело в том, что они завидовали мне и хотели поразить в самое сердце через того, кто назывался моим сыном.
ВЕЛИКОЕ ИНГОМБОКО
Некоторое время все было тихо, и так продолжалось до конца Праздника плодов.
Немало людей погибло за эти празднества, но тогда же происходило Великое Ингомбоко, или травля колдунов. Многих заподозрили в колдовстве против царя. В то время в стране зулусов положение было таково, что все племя трепетало перед чародеями. Никто не мог спать спокойно; так как не был уверен, что на другое утро его не тронут жезлом Изангузи, как назывались сыщики колдунов, и не приговорят к смерти.
Чека молчал и был доволен, пока Изангузи выслеживали только тех, от кого он сам желал отделаться, но когда они стали соблюдать свои собственные интересы и подвергали смерти его любимцев, царь стал гневен. Обычай страны требовал немедленной смерти тех, на кого указывали колдуны. Той же участи подвергалась и вся семья этого человека. Ввиду этого, сам царь редко мог спасти даже тех, кого любил.
Однажды ночью я был призван к царю по случаю его нездоровья. В этот день происходило Ингомбоко, и пятеро храбрейших военачальников были заподозрены вместе со многими другими. Все они были умерщвлены, послали также убить их жен и детей. Чека, очень рассерженный этими убийствами, призвал меня к себе.
– Мопо, сын Македамы, у нас теперь в стране зулусов правят колдуны, а не я! – обратился он ко мне. – Чем же это кончится? Чего доброго, они, наконец, меня самого заподозрят и убьют. Эти Изангузи одолевают меня, они покрывают страну, как ночные тени. Научи меня, как отделаться от них?
– Тот, кто идет по мосту копий, о царь, падает в бездну небытия! – ответил я мрачно. – Сами колдуны не могут удержаться на этом мосту. Разве у колдунов не такое же сердце, как у других людей? Разве кровь их нельзя пролить?
Чека как-то странно взглянул на меня.
– Ты, однако, очень храбрый человек, Мопо, что осмеливаешься говорить такие слова мне, – сказал он, – разве ты не знаешь, что тронуть Изангузи кощунство?
– Я говорю то, что сам царь думает, – ответил я.
– Слушай, царь! Правда, что тронуть настоящего Изангузи кощунство, а что, если Изангузи этот – лжец? А что, если он обрекает на смерть напрасно и лишает жизни неповинных людей? Разве кощунство подвергнуть его той участи, которой он подверг многих других? Скажи-ка, царь!
– Это ты хорошо сказал, Мопо, – ответил Чека, – А теперь скажи мне, сын Македамы, как можно было бы доказать это?
Тогда я нагнулся и шепотом сказал царю несколько слов на ухо. Чека уныло склонил голову. Я сказал так, отец мой, потому что сам видел зло, причиняемое Изангузи. Я ведь знал все их тайны, а потому боялся за собственную жизнь и жизнь дорогих и близких моему сердцу людей. Все колдуны и Изангузи ненавидели меня как человека, знакомого с их колдовством, как человека с проницательным взором и тонким слухом.
Однажды утром, спустя некоторое время после вышеприведенного разговора моего с царем, в краале случилось нечто небывалое.
Сам царь выскочил утром из своего шалаша, громко созывая народ, чтобы посмотреть на зло, сделанное ему неизвестным колдуном.
Все немедленно сбежались, и вот, что представилось глазам нашим. На пороге ворот, ведущих в
