меня ей не было никакого дела.
Мне было предложено кресло в другом углу. Я потребовал плед, потому что в комнате было довольно прохладно. Бэлшуну принес мне из своей спальни второй плед и помог закутать ноги.
Мурзик, ошалевая, следил за нами со своей кушетки. Он был похож на мумию. Вернее, он был похож на саркофаг.
Учитель Бэлшуну встал в головах Мурзикова ложа. Мурзик поднял глаза к нему, сверкнув белками.
Учитель Бэлшуну был необычайно серьезен. Если теперь он и смахивал на мясника, то, скорее, на храмового – того, что ежегодно убивает быка на ступенях Центрального Государственного Мардукославилища.
– Друг мой, ты слышишь меня? – вопросил он Мурзика.
– Да, господин, – ответил Мурзик. Покосился на меня. Я сердито махнул ему, чтоб не отвлекался. Мурзик закрыл глаза.
– Ты не должен бояться, друг мой. Мы здесь, с тобой, – сказал Бэлшуну. – Все, что произойдет с тобой, находится под контролем и в любой момент может быть прервано. Ты вернешься обратно, в свое нынешнее тело, обогащенный новым знанием о себе.
– Господин, – сказал Мурзик и снова открыл глаза, – а нельзя, пока суд да дело, это тело… ну, немного подправить?
Бэлшуну ошеломленно посмотрел на него.
– Что?
– Ну, пока я брожу, значит, духовно обогащаюсь, а тело тут без толку валяется… Нельзя с него убрать хотя бы русалку эту похабную? А то девушки иной раз отказываются… Сперва, вроде бы, и хотят, а потом, как увидят, так сразу визг: мол, похабник… А?
Учитель Бэлшуну сказал кратко, что поправлять тело он не может. Он вообще мало интересуется телами. Его волнуют души, эти одинокие странницы.
И положил руку Мурзику на лоб.
– Перенеси центр сознания в мышцы век, друг мой.
Мурзик затих под его ладонью.
– Расслабься. Расслабь веки. Осознай свои глаза. Перенеси туда центр своего сознания. Пусть расслабится глазное яблоко. Пусть напряжение оставит мышцы глаз.
Мурзик пошевелился и спросил:
– Господин… а что такое центр сознания?
– Расслабься! – рявкнул Бэлшуну. – Расслабляйся. Глаза расслабь. Теперь лоб. Не хмурь брови.
Он довольно долго перечислял разные части тела Мурзика, которые тот должен был расслабить. Мурзик старался изо всех сил. Двигался, ерзал. Напрягался. Бэлшуну весь вспотел, пока заставил Мурзика расслабиться.
Быстрым и в то же время осторожным движением Бэлшуну засучил рукава. При этом он не переставал уговаривать.
– Воздух входит в твои ноздри… Воздух входит и выходит… Тебе приятно. Ты дышишь все глубже и глубже… Ты расслабляешься… Ты расслабляешься…
К моему величайшему удивлению, по морде Мурзика разлился почти неземной покой. Он действительно расслабился.
А Бэлшуну ворковал, как огромный, толстый, волосатый голубь:
– Ты все расслабленнее и расслабленнее… Тебе все удобнее и удобнее… Удобнее и удобнее… Ты находишься в прекрасном месте. Здесь тепло и уютно…
Он так убедительно втолковывал это моему рабу, что я вдруг начал завидовать Мурзику. Вот бы вокруг меня так выплясывали, вот бы ради меня так пыхтели!..
– Сегодня прекрасный день. Ты находишься в прекрасном месте. Ты прекрасен. Ты расслаблен. Твой дух медленно поднимается над твоим телом. Твой дух постепенно выходит из твоего тела. Посмотри на себя сверху вниз. Ты видишь, как лежишь, полностью расслабленный, на этой прекрасной кушетке под этим прекрасным пледом…
Я ровным счетом ничего не видел. То есть, я не видел ничего особенного. Мой раб хамски дрых под шикарным пледом. Учитель Бэлшуну, отирая пот со лба, всячески старался его ублажить. Втолковывал, что все, мол, прекрасно. Мурзик, кажется, верил. Бедный доверчивый Мурзик.
А девушка Цира напряглась, широко раскрыв глаза. Она видела что-то. Что-то такое, чего я при всем желании разглядеть не мог.
– Ты поднялся над своим телом. Ты вышел из своего тела. Твоя душа свободна.
Если Мурзик в результате этого эксперимента просто подохнет, я получу почти всю стоимость раба, за вычетом амортизации. Страховку на него оформили на бирже и выдали вместе с гарантийным талоном.
– Постепенно снижайся с высоты. Постепенно. Постепенно. Медленно, очень медленно. Когда твои ноги коснутся земли, ты окажешься в одной из твоих прошлых жизней. Твоя жизнь будет прекрасна. Ты почувствуешь, что эта жизнь – твоя. Ты прожил ее в прошлом. Ты прожил ее до того, как родиться на этот раз. Ты паришь, ты опускаешься вниз. Ты опускаешься… Все ниже и ниже… Медленно, осторожно. Когда ты дотронешься до земли, ты вспомнишь свою прошлую жизнь. Медленнее, медленнее. Ты опускаешься. Ты дотрагиваешься ногами до земли. Свершилось!
Он замолчал. Стало тихо. Цира пошевелилась в своем кресле, как кошка, и опять затихла.
