Потаскушка.
Следом за ней вернулся и комедиант в синем, на ходу ссыпая деньги из кружки в обширный кошель на завязках.
– Что это за беглый острожник? – удивленно спросил комедиант в синем. Его звали Балатро.
Второй, известный под прозвищем Арделио, ответил:
– Блаженный какой-то.
Балатро присвистнул.
– И куда нам его деть?
– На дорогу вывалим, – предложил Арделио. – Подальше от города отвезем и выкинем.
– Может, здесь есть какой-нибудь приют для убогих? – подала голос девица Клотильда. При виде тонкого, истощенного лица Варфоломея у нее сладко заныло сердце, всегда открытое любви и состраданию.
– Какой в этой дыре может быть приют для убогих? – сказал Арделио. – Выкиньте его обратно в фонтан, всего и дел.
– Грех, – пробубнил Балатро.
Арделио пожал плечами.
– Об этом раньше нужно было думать. Подался в комедианты – не рядись святошей.
Не успел он договорить, как возле телеги показалась зверская рожа Витвемахера.
– Ой! – удивленно произнесла девица. – Еще один такой же.
– Нечестивцы, – зарычал Витвемахер и потянулся за мечом.
Верзила Балатро поглядел на нищего сверху вниз, расправил широкие плечи.
Тот ничуть не смутился.
– Да знаешь ли ты, кого замышлял убить? – продолжал разбойник, размахивая мечом.
Тем временем и остальные святые братья подходили ближе к телеге. Волей-неволей троим комедиантам пришлось выслушать историю падения, покаяния и обращения Варфоломея. Сам же святой подвижник продолжал мешком лежать на телеге, пьяный и беспомощный.
К великому негодованию благочестивых разбойников, ни один из слушателей не выказывал желания расстаться со своим имуществом и немедленно примкнуть к Ордену.
Балатро, бывший в компании старшим, лихорадочно выискивал в обступившей телегу шайке хотя бы одно разумное лицо. Но понял: если он и его товарищи хотят сохранить свое добро, столкновения не избежать. Ибо на всех лицах лежала одна и та же печать безумия.
Балатро охватило отчаяние. И тут он почувствовал на себе пристальный взгляд. Обернулся, вздрогнул всем телом. Прямо на него смотрел Иеронимус фон Шпейер. Только этого и не хватало: монах в толпе фанатиков и юродивых. И лицо у монаха нехорошее. Тяжелое, высокомерное.
Иеронимус кивнул комедианту. Тот пробормотал себе под нос проклятье и спрыгнул с телеги.
– Что надо? – грубо спросил он, подходя. И подумал про себя еще раз: от такого добра не жди.
– Блаженных не бойтесь, – сказал Иеронимус. – Они хоть свирепы, но вас не тронут. Мы идем в Страсбург.
– Лошадь наша нужна? – прямо спросил Балатро.
– Да.
– Да вы за дураков нас держите! – взорвался комедиант. От гнева его рябое лицо пошло красными пятнами.
Иеронимус покачал головой.
Но договорить они не успели. От телеги донесся визг девицы Клотильды. Оттолкнув от себя Иеронимуса, Балатро в два прыжка добрался до телеги. Что-то оглушительно треснуло, с силой плеснула вода – кого-то (потом оказалось – блаженного Верекундия) вышвырнули в фонтан. Драка, к величайшему удовольствию зевак, продолжалась еще с десяток минут, пока воюющие не утомились и не отправились выпить.
Богатырские качества, проявленные как одной, так и другой стороной, объединили бывших врагов. Они разговорились. Не было только Варфоломея, спавшего в телеге мертвым сном. Иеронимус сидел, по обыкновению, в углу, потягивал вино и поглядывал на своих спутников.
Арделио, маленького роста, тощий, с взъерошенными черными волосами, пил стакан за стаканом, но не пьянел – только мрачнел, наливался тяжкой печалью.
Второй комедиант, Балатро, белобрысый верзила с бесцветными ресницами, рябой, увлеченно рассказывал что-то блаженному Верекундию. Тот сидел мокрый после купания в фонтане, в тепле от его одежды и волос шел пар.
Девица Клотильда достала из-за корсажа колоду засаленных кожаных карт, метким взглядом выхватила из толпы мужчин простеца Ремедия и подсела к нему. Давай втолковывать ему правила новой игры.
До Иеронимуса то и дело сквозь гул голосов доносился сипловатый голос Клотильды.
– Это «Диана», сиречь Луна, – говорила Клотильда, показывая Ремедию карту. – Она старше «Ладьи», стало быть, «Ладью» бьет. Вот «Диана Инферна», сиречь «Адская Диана» или, по-иному, «Геката». Она бьет и «Ладью», и «Диану». Это черный козырь…
Бальтазар крутился тут же, чуть не клевал длинным носом карты, мелькавшие в ловких пальцах
