Клотильда отобрала у него карту, недовольная тем, что мешает играть.
– Путь неблизкий, еще наглядишься, надоест, – сказала она.
Но Ремедий не сразу выпустил карту.
– А как она называется?
– «Смерть», конечно. Видел когда-нибудь Пляску Смерти?
Ремедий кивнул.
– Я видел смерть, – сказал он простодушно.
Клотильда хмыкнула.
– Кто ж ее не видел, дружок.
– А какая карта бьет «Смерть»?
Актерка выбрала из колоды другую – обнаженная женская фигура, окруженная венком.
– «Вечная жизнь», конечно.
Ремедий повертел перед глазами «Вечную жизнь». Девица на карте была очень хороша собой. Похожа на Рехильду Миллер. От мысли о Рехильде Ремедий перешел к другой:
– Странная у тебя колода. Этими картами только играют?
– Не только, – сердито сказала Клотильда. – Иногда гадают. Но очень редко.
Ремедий смотрел на нее, шевелил губами – думал.
Клотильда склонила голову набок.
– Ты из профессионального интереса спрашиваешь?
– Что? – Ремедий смешно заморгал светлыми ресницами.
– Ну, говорили, будто вы с Иеронимусом сожгли за ведьмовство целую толпу женщин, – пояснила Клотильда. Пристально посмотрела на него. – Это правда, монашек?
– Да, – сказал Ремедий. – А почему ты испугалась?
– Я вовсе не испугалась, – сердито заявила Клотильда. – Гадание на картах – колдовство и ересь. И я этим занимаюсь. Иногда.
Ремедий сказал:
– Чтобы осудить тебя, нужно двое свидетелей.
– Да ладно тебе… – Клотильда махнула рукой, отметая все сомнения. – Я и гадаю-то очень редко. Не люблю.
– Почему?
– Потому что сбывается.
– А если выпадает «Смерть», значит, человек скоро умрет?
– Ничего подобного. Монах, а не знаешь. Смерти не существует. Знаешь, какой стих подписан к этой карте? – Она снова вытащила из колоды «Смерть» и прочитала, водя пальцем по ломаным буквам на ленте, обвивающей картинку: «Ich bin Auferstehung und Leben».[10]
Ремедий нахмурил лоб.
– Это из Писания. А почему не по-латыни?
– Понятия не имею, – беспечно сказала Клотильда. И заторопила его: – Давай лучше играть. Смотри. У меня на руках младший грех – «Непослушание». Есть у тебя «Подчинение»?
Она сунулась в его карты.
– Нет, «Подчинения» нет. Попробуй взять мой грех другой добродетелью.
Ремедий протянул «Надежду».
– С ума сошел! – Она хлопнула его по руке. – А чем ты будешь бить «Отчаяние», скажи на милость, если выбросишь «Надежду» на какое-то «Непослушание»? У тебя же есть «Стыдливость», смотри…
Выхватила карту из его пальцев, покрыла ею «Непослушание», отложила в сторону.
Вскоре игра увлекла обоих. Прошло немало времени, прежде чем Ремедий вспомнил о новичке, которого силился узнать. Поискал глазами. Теперь рядом с незнакомцем сидел Иеронимус. Они были погружены в негромкую беседу.
И Ремедий успокоился.
Иеронимус поднял голову. Незнакомый молодой человек стоял возле него, глядел на сидящего сверху вниз светлыми печальными глазами.
– Вы Иеронимус фон Шпейер?
Иеронимус подвинулся, дал ему сесть рядом. Тот примостился, обхватил руками колени. От его грязных волос пахло землей.
– Я Валентин Вебер, – сказал незнакомец тихо. – Мы с вами встречались раньше. Один раз. С тех пор я ждал вас.
