Поимка-же злой мошенницы произошла на моих глазах и не без моего участия. Читай же и далее.
Владелец шато, будучи осведомлен во всем, призвал меня, равно и Эмилию с Миловзором. Мы явились.
Прежде из различных описаний уже составилось у нас особливое мнение об графе де Жабинкур. Посему готовились мы узреть нарочитаго оригинала. Все же настоящее рознится с ожидаемым, ибо граф нас гораздо изумил. Восседал он в особых чертогах, на покойных креслах, причем, как показалось вначале, быв совершенно наг. Впоследствии обнаружили мы, что на графе имеется особый начресельник, каковой скрыт от взоров складками графскаго тела, весьма изобильнаго. Гривы его волос, зело пышных, с избытком-бы хватило на трех львов. де Жабинкур, в довершение всего, обладал гласом зычным, впрочем, приятности не лишенным.
После обоюдных приветствий и заверений в почтении граф вопросил:
– Ежели вы невиновны и сами ищете наказать преступницу, то подскажите, как я должен поступить?
Тут я выступил вперед и молвил:
– Осмелюсь вашей светлости заметить, что я имею способ разоблачить Феаниру и не премину сделать сие, токмо хорошо бы свести ея и маркизу вместе.
– Но как устроить сие? – резонно рек де Жабинкур.
Мы все погрузились в раздумье. Долго-ли длилось оное – не ведаю, однакож сестрица моя явила здравое мышление, свойственное всему роду нашему, и рекла:
– Для сего дадим через слуг объявление, будто-бы найден кошель с деньгами и будто-бы кошель сей опознан как собственность маркизы де Мюзет. Подлинная маркиза была ограблена, ей впору вернуть свое имущество. А подлая Феанира польстится на чужия деньги и не преминет их присвоить.
Граф на таковые слова разсмеялся, что было похоже по звучанию на горный обвал.
– Воистину, перехитрить женщину только женщина способна! – провозгласил он. – Желаю-же я, однако, дабы ваш острый ум обращался токмо на хорошия дела.
– В том можете не сомневаться, – отрезала Эмилия, приходя в раздражение. Впрочем, от колкостей она воздержалась.
И вот уже ввечеру появляются в зале обе маркизы. Свидетели сего, общим числом десятеро, вместе с нами, все были поражены таковой картиною. Особливо жутким зрелищем оказалось побоище, учиненное между двумя совершенно похожими дамами. На одной платье было жолтое, а на другой – салатовое, да фасоном иное – вот и вся разница для неглубокаго ума.
– Изменница, самозванка, воровка! – вопияла та, что в жолтом и гораздо драла волосья из той, что в салатовом. Последняя отвещала ей тем-же с таковым-же усердием. Вскоре их разцепили и призвали к порядку. Отдувались и фыркали обе совершенно общим манером.
– Ну а теперь, сударь, приступайте к явлению истины! – так молвил де Жабинкур, ибо склока его утомила. – Но мне не верится, что вам сие по способности. Которым же чудом вы узнаете злодейку?
– Да, да, кавалер! – вскричала маркиза в жолтом. – Как вы полагаете оную гадюку выставить на вид?
– О да, Гастон! – возопила маркиза в салатовом. – Поскорее заклеймите сию непотребную особу и избавьте меня от ея соседства!
– О, мой рыцарь! – рекла маркиза в жолтом. – Воспомните о минутах блаженства, кои мы пережили вместе!
– О, похититель моего сердца! – воззвала маркиза в салатовом. – Неуж-ли вы позапамятовали ласку уст моих, каковую я вам подарила? Не угодно-ль будет вам освежить память? Я готова сию минуту!
Все, при сем бывшие, токмо успевали головами вертеть, переводя взоры с одной на другую, и казалось, что наблюдают оне за игрою в воланы. Герцог де Валлару подошед ко мне и молвил:
– Ну и в переделку вы попали, сударь! Уж я-то подлинную маркизу знаю не первый год, а и то затрудняюсь опознать. Ведь одна – полное отражение другой, словно бы в зерцале.
– Резонно, – заметил я. – Но в этом и весь секрет. Я тоже размышлял об сией странности. И вот что мне взбрело на ум – копия с оригиналом разнится именно что зерцальностью. Осмотрите хорошенечко – у одной родинка на лице справа, а у другой-то – слева!
– Воистину! – изумился де Валлару.
– А мы обое помним, что подлинная маркиза от природы украшена родинкою с правой стороны. Не так ли?
Все вскричали разом. Я же продолжил свою речь:
– Помимо сего вздорного обстоятельства, допустила злодейка и другую ошибку. Родинку на маркизе сочла она мушкою, посему и свое лицо снабдила таковой. Сие подтвердить запросто – нужно гораздо наслюнить палец и…
Не довелось мне договорить. Обличенная мною Феанира – та, что в жолтом, – приняла свой истинный вид, затряслась мелкою дрожью, завыла, словно-бы раненый зверь, и, престрашно ощерив зубья, выставив когти, кинулась на меня. Покуда вразумили ея, успела-таки мерзавка прокусить мне руку и сорвать кожи изрядный лоскут с моей щеки. Пребольно!
– Ах, ненавистный, жалкий, трусливый, никчемный, пустоголовый червь! – так молвила она, покуда ей руки вязали. – Уж как я тебя ненавижу, равно и всю твою породу мущинскую! Все вы – либо козлы похотливыя, либо ни на что не годны. Всякий из вас пальца моего не стоит. Ох уж и вертела я вами, и еще поверчу.
Эмилия, вскипев, не преминула возразить:
– Ничего ты, разбойница, о мущинах не знаешь. Мущины сильны, благородны и умны! Даже брат мой,
