был весел, как птица.
Говорят, что именно в том походе, под равномерное чав-чав шагов, Бертран и сочинил свою знаменитую песню, которая начинается так: «Если б трактир, полный вин и ветчин…» Вскоре все воинство графа Риго распевало эту песнь во время переходов, ибо эн Бертран выразил в чеканных строфах как раз ту самую заветную мечту, которая в равной мере витала над конными и пешими.
Крестьяне войну не любят. Для мужланов любая война оборачивается только грабежом, а то и пожаром – неважно, кто идет через деревню, супостаты или освободители. Поэтому когда граф Риго добрался до Шарентона, его ожидала весьма угрюмая встреча. У Шарентона сговорились встретиться с эн Гильемом. Гильема еще не было; стало быть, придется осесть в этой деревеньке денька так на два-три и подождать, пока сеньор де Гурдон явится.
Ни вин, ни ветчин, как оно мечталось, тут, разумеется, не нашли, однако и голодными не остались. Мужланы злобились и таились, хороня от молодцов графа Риго припасы и девчонок.
Гильем лишь седмицу спустя пришел. Еще два дня после перехода отдыхал.
– Мужлан – существо звероподобное и исключительно хитрое, – заметил граф Риго, когда двое предприимчивых пехотинцев добыли трех свинок, припрятанных крестьянами в подвале местной часовни.
Съели свинок, и двинулось воинство дальше, в город.
В городе графа Риго ждали. Устроили торжественную встречу – с трубами и шествием городских старшин.
Проклиная городское самоуправление и чванливость «отцов города», вынужден был граф Риго выслушать следующее:
– пусть бы граф освободил эти земли от зловредных и злонамеренных брабантцев, как предписывают ему долг и Святейший Папа;
– пусть бы граф сделал это побыстрее;
– пусть бы граф на время похода не обременял эту землю налогами;
– пусть бы граф взял с собой некоторое количество воинов из числа городских ополченцев, с тем, однако, условием, чтобы означенные ополченцы оставались при войске графа до тех пор, покуда военные действия ведутся на таком расстоянии от городских ворот, что горожане смогли бы возвращаться после битвы на ночь домой;
– буде же война затянется на срок свыше трех седмиц, пусть граф выплачивает каждому ополченцу по полтора турских ливра в день;
– то же самое и в том случае, если война уведет войска в сторону от Шарентона, так что ополченцы не смогут каждый вечер добираться до города засветло.
Представляете?..
Восседает граф Риго в соборе святого Леонарда, что в центре этого несчастного городишки, слушает, как пятеро напыщенных членов магистрата громким голосом диктуют ему – графу Риго! – условия. Граф едва в лицо им не зевает. За спиной у Риго – его соратники, знатные рыцари. По правую руку – Бертран де Борн: светлые волосы, влажные от снега, липнут ко лбу, по губам улыбка блуждает, в глазах – холодный свет. По левую руку – Гильем де Гурдон, темноволосый, коренастый, в кожаной куртке, потемневшей от потеков, – брови хмурит, губу покусывает.
А перед ними – эти самые магистраты, вчерашние свинопасы, в черном сатине, с богатыми цепями на груди.
Смотрел, смотрел Риго, как они рот то открывают, то закрывают, бессмысленные звуки исторгая, а после рявкнул на весь собор:
– Давайте сюда ваших ополченцев и хватит болтовни!
Магистраты озадаченно замолчали. Потом один с легким поклоном произнес:
– А как же договор, мессен?
– Давайте! – нетерпеливо сказал граф. Ему подали, он небрежно подмахнул.
Магистраты переглянулись, но ничего не сказали. Осторожно взяли документ с графской подписью и выставили перед ним отряд местных ополченцев во главе с бравым долговязым парнем.
Поглядел граф на этого парня без приязни, но и отвращения не выказал.
– Ты, что ли, у них за капитана?
– Да, мессен, – вольно ответил парень.
– Как тебя звать? – осведомился граф.
Тот назвал свое имя – Дюран.
– Торговец? – спросил граф, заранее презирая этого Дюрана.
– Плотник, мессен.
Граф вздохнул, повернулся к Дюрану спиной – рукой ему махнул, чтобы шел следом.
И вот собралось примерно сто человек против без малого тридцати головорезов Хауберта- Кольчужки.
Хауберт, конечно, дураком не был и обстановку оценил быстро и по возможности трезво. Ибо вот уже месяц предавался капитан Кольчужка беспробудному пьянству.
Едва только узнал о собравшейся в Шарентоне армии, как сразу дал Хауберт своим молодцам приказ уносить без оглядки ноги.
