Синяка помолчал немного и вдруг спросил:
– А что ты сделал с близнецами?
Торфинн не по-хорошему улыбнулся.
– Мы, кажется, договорились с тобой, Синяка. Я предлагал их тебе. Но раз ты отказался… – Он передернул плечами.
Синяка заложил руки за пояс. Внезапно он прикусил губы и изо всех сил прижался спиной к дереву – ему опять стало дурно.
Торфинн с любопытством следил за ним.
Ларс Разенна решил принять участие в беседе и тем самым поддержать свой расшатываемый авторитет.
– Что мы будем делать с этим негодяем? – спросил он, указывая на Косматого Бьярни жестом, достойным этрусского царя.
И сразу все, как будто он дал команду, заговорили, перебивая друг друга:
– Сердце вырезать, сердце! – горячо сказал Тагет, ерзая на подушке. – Еще у живого… Как поступали все древние этруски! Я имею в виду, конечно, – тут он бросил уничтожающий взгляд на Фуфлунса, с которым недавно повздорил, – уважающих себя этрусков.
Фуфлунс немедленно налился багровой краской и стал возмущаться, брызгая слюной:
– А что? А я что? Я всегда мог… и легкие вырвать, и нож погрузить, одновременно с тем удушивая…
Ларс пошевелил затекшей ногой и хотел было заговорить, но Сефлунс перебил его, с жаром припоминая нечто совершенно невразумительное:
– А помнишь этого… как его… того… ну, который… А, Фуфлунс?
Но Фуфлунс, вместо того, чтобы, по своему обыкновению, грубо оборвать этот поток сознания, вытянул шею, посмотрел куда-то за спину Разенны и произнес:
– Клянусь Менерфой! Анна-Стина идет!
Одним прыжком Ларс вскочил со своей подушки и обернулся. Остальные тоже поднялись. Один только Синяка не шевельнулся и даже не удосужился посмотреть в ту сторону, откуда приближалась девушка. Незачем было ему смотреть. Он и без того знал, что она идет к Разенне, потому что Торфинн отобрал у нее брата. Идет к последнему на земле человеку, который говорил ей «ты». И еще он знал, а может быть, видел в глазах Торфинна, что она несла с собой пистолет, заряженный колдовской пулей. Большего он не желал ни видеть, ни знать.
Ему не было дела ни до глуповатой улыбки, озарившей лицо Великого Магистра, ни до Тагета, шмыгающего носом и бормочущего: «Какая трогательная сцена». Он не собирался смотреть, как Ларс Разенна, утопая в снегу длинными ногами, несется к Анне-Стине, как хватает ее за плечи, роняя в сугроб лисью шубу, встряхивает – теряющую силы, как прижимает ее к груди, слишком счастливый для того, чтобы заметить ее горе.
Обменявшись с Торфинном коротким, понимающим взглядом, Синяка стал ждать. Анна-Стина отстранилась от Разенны. Она еще не полностью освободилась от власти Торфинна. Покуда старинный пистолет не разряжен, Анна-Стина не принадлежит себе целиком. И если никто не решится выстрелить, то стрелять придется ей. Так задумал Торфинн.
– Ларс Разенна, – громко сказал Торфинн, – Анна-Стина Вальхейм, подойдите ко мне.
Оба вздрогнули. Чародей смотрел на них с легкой усмешкой.
– То, что надо, – сказал он, забавляясь. – Два болвана юных лет. И оба вы предполагаете, что от каждого бесчестного поступка мир переворачивается. Забавные вы ребята. – И расхохотался от души.
– Перестань, Торфинн, – сказал Синяка. – Не надо издеваться.
Торфинн тут же стал серьезным.
– Как хочешь. Распоряжайся, Синяка. Ведь это ты потребовал, чтобы я принес сюда Косматого Бьярни.
Разенна встал рядом.
– Что скажешь, Синяка?
Синяка шевельнул губами. Потом ответил:
– Поставьте его на ноги.
Дюжие этрусские боги вздернули Бьярни на ноги и с двух сторон придержали его за локти. Спутанные волосы упали капитану на лицо. Он тряхнул головой, и на Разенну уставился его горбатый нос.
– Мерзавцы… – хрипло сказал он.
Все смотрели на Бьярни и молча слушали, как он ругается.
– Сопляки! – дергая связанными руками, орал Бьярни. – Да любой матрос с «Медведя» уже заткнул бы пасть пленнику, вздумай он поносить его так, как поношу вас я! Я плюю в ваши трусливые морды! Что вы можете со мной сделать? Убить? Вот уж чего я не боюсь!
Он засмеялся. Скаля зубы, он повторил:
– Больше, чем убить, вы не сможете.
– Ты глубоко заблуждаешься, пират, – мягко сказал Торфинн.
Бьярни замолчал на полуслове, раздувая ноздри.
