догадаться, что означает черный крест на ладони мальчишки-пленника…
– Поставьте его на ноги, – произнес чей-то низкий звучный голос.
Крепкие руки схватили Аэйта за подмышки и подняли. В глазах у него было черно, и он едва понимал, где находится. Невыносимо горело плечо. Правая рука онемела. Кто-то схватил его за длинные волосы, откидывая его голову назад, и прошипел прямо в ухо:
– Смотреть в глаза!..
Аэйт, шатаясь, прислонился к тому, кто стоял у него за спиной. Он ничего не мог разглядеть сквозь густую пелену, которая плавала у него перед глазами.
Послышался взрыв хохота. Смеялись сильные, здоровые и очень дружные между собой люди, и Аэйту стало завидно. Все голоса были мужские.
Затем тот же бас проговорил (и Аэйт понял, что обладатель звучного голоса улыбается) – весело и совсем не зло:
– Ты же не хочешь сказать, Каноб, что этот мальчик и есть тот отчаянный рубака, который нагнал на тебя страху?
Каноб стоял где-то совсем рядом – Аэйт чувствовал его глухую темную злобу. Он угрюмо ответил:
– Не смейся, Гатал. Мальчишка настоящий дьявол.
Аэйт шевельнулся в руках зумпфа, который тут же еще сильнее потянул его за волосы.
– Ну, все-таки не совсем дьявол, а? – примирительно сказал Гатал, все еще улыбаясь. – Вот он стоит, и взгляд у него мутный, как у молочного щенка. Довольно, отпусти его, – добавил он. – С души воротит от этих грязных волосатых морастов. Алаг, посмотри, что у него с рукой.
Аэйта отпустили, и он сел на землю. Его сильно тошнило. Голова нестерпимо кружилось, и хотелось только одного: лечь, прижаться щекой к земле.
– Зря смеешься, вождь, – настойчиво повторил Каноб, и снова на Аэйта плеснуло волной ненависти. – В этом парне чудовищная сила. Он схватил меч Азала рукой, сжал – и железо рассыпалось в прах.
Гатал опять захохотал. Как ни странно, но от вождя не исходило никакой враждебности. Вождь находился на своей земле, его воины отвоевали соляное озеро – не было смысла ненавидеть этого паренька, скорчившегося у ног Каноба. Ему было даже немного жаль глупого мораста.
Но вот приблизился еще кто-то и осторожно уложил Аэйта на спину. Аэйт подчинился, закрыл глаза. Очень мягкая рука провела по его лицу. Она была слишком широкой, чтобы быть рукой женщины, но ее прикосновение было нежным, как пух, и в то же время страшно тяжелым. Аэйт тихо застонал и мотнул головой по траве. Присутствие этого нового врага наполняло его тоской.
– Что это с ним? – спросил вождь. – Ты еще не вырезаешь у него сердце, а он уже ноет.
– Дьявол узнал дьявола, – мрачно произнес Каноб.
Алаг, сидевший на корточках возле Аэйта, повернулся к Гаталу, и на одежде колдуна что-то звякнуло.
– Каноб прав, – сказал колдун. – В этом мальчике есть сила, и она отзывается мне.
– Хватит болтать, – оборвал вождь. – Перевяжи его руку, приложи к ней какую-нибудь целебную дрянь, а потом пусть Эоган закует его в цепи, вот и все. И нечего мудрить.
Алаг покачал головой, и вождь нетерпеливо рявкнул:
– Перестаньте морочить мне голову вашими сказками. Он почти ребенок. Повязка на рану и хорошая, добрая цепь – вот и все, что требуется.
Алаг не ответил. Те же мягкие, странно тяжелые, свинцовые руки ощупывали Аэйта, словно исследовали камень, заросший мхом, отыскивая высеченные на нем руны. Наконец он тронул левую ладонь пленника. Юноша крепче сжал кулак. Пальцы Алага вдруг стали невероятно твердыми, хотя на ощупь они по-прежнему оставались гладкими, шелковистыми. Он легко разжал маленький кулак и увидел глубокую рану, покрытую запекшейся кровью. Несколько мгновений он вглядывался в эту ладонь, а потом крикнул:
– Каноб! Ты говоришь, он взялся голой рукой за меч, и клинок рассыпался в прах?
– Говорю, – мрачно согласился Каноб.
– Ясно, – пробормотал Алаг. – Боюсь, добрая хорошая цепь его не удержит. Иди сюда, Гатал.
Вождь начал сердиться.
– Ну, что еще необыкновенного ты нашел в этом гаденыше?
– Смотри. Видишь крест у него на ладони?
Аэйт судорожно дернул пальцами, пытаясь спрятать свою тайну. Но колдун держал его крепко.
Гатал недоумевал.
– Грязь или татуировка. Ну и что?
– Это разрыв-трава, – задумчиво произнес Алаг. – Мальчишка нашел ее и врезал себе в ладонь. – И добавил, обращаясь больше к самому себе: – А мне этого так и не удалось.
Гатал, как всякий истинный воин, столкнувшись с магией, растерялся. При других обстоятельствах это выглядело бы довольно забавно.
– И что же теперь делать? Отрубить ему руку? Зачем нам калека? Тогда уж сразу перережь ему горло.
С некоторым удивлением Аэйт понял, что ему все равно.
