рисунок и высматривая, каким еще образом можно было бы его испортить.
— За что спасибо? — осведомился Моран сквозь зубы. Он явно был задет.
— За то, что перестал наконец гонять свет взад-вперед. У меня в глазах рябило.
Моран поскорее снова схватил лампу. Диана наконец повернулась к нему:
— Что?
— Ты все убиваешь, — сказал Моран. — И это не почтенный деструкт, если ты вздумаешь мне возражать. Обыкновеннейшая лень. Да, я произнес именно это слово! — прибавил он предостерегающе. — Тебе неохота возиться с деталями. Зачем ты превратила крону дерева в какое-то облако? Я потратил три дня, вырисовывая каждый листик в отдельности. Да будет тебе известно, у деревьев нет двух одинаковых листов. Везде какие-нибудь да отличия. И я строго следил за тем, чтобы соблюдать этот закон. Но тут приходишь ты со своей стирательной резинкой…
— Кстати, мне нужна еще одна, эта закончилась, — перебила Диана.
Моран взял со стола резинку и бросил в Диану.
К его удивлению, девушка довольно ловко поймала ее на лету.
— Спасибо. Продолжайте, я внимательно слушаю. Мне очень интересно про листья на деревьях.
— Ты стерла их! — сказал Моран.
— Ну, это-то мне известно.
— Зачем?
— А это вам известно. Чтобы вышить все эти детали, мне потребуется лет десять.
— Я могу подождать, — объявил Моран.
— Зато я не могу.
Моран вздохнул.
— Я думал, ты мастерица… Я думал, ты хочешь…
— Да, да, стать горбатой и полуслепой, — перебила Диана. — Нет уж, Джурич Моран. Я потрачу на эту работу ровно столько времени, сколько сочту нужным. И вы мне здесь не указ.
— Почему? — осведомился он.
— Потому что вы — клиент.
Моран призадумался.
— Для туроператора вдруг превратиться в клиента — это совершенно новый опыт, — признался он наконец.
— Вот и хорошо, — бесстрастно объявила Диана, ликвидируя сложные складки на платье дамы- всадницы. — Вы должны расширять свой кругозор. Это в любом случае будет полезно… Нужно купить ткань. Выберите красивую. Какое-нибудь белое полотно.
— Это обязательно? Белое? — спросил Моран. — У меня есть… погоди-ка.
Он бухнул лампу на стол и поскакал в кухню. Диана смахнула щеткой с ватмана катышки и встала, рассматривая рисунок с высоты.
Вернулся Моран с дерюгой, источающей острый запах подгнившей картошки. Внизу на дерюге имелся большой черный штамп какой-то овощебазы.
— Такое подойдет? — Моран с торжеством встряхнул дерюгу. Посыпались крохотные колючие корпускулы.
— Ни в коем случае, — сказала Диана спокойно. — Унесите это и никогда больше не приносите. И не вспоминайте при мне об этом предмете. Нужно хорошее плотное белое полотно.
— Но ведь вышивка покроет всю ткань, — пытался было настаивать Моран. Он осматривал мешок из-под картошки с таким видом, словно видел его впервые. — Отменно плотная и прочная ткань. Выдержала суровую зиму. И пятнышко плесени, по-моему, только одно, вот здесь, сбоку — его и не видно…
Диана подошла к Морану вплотную. Дерюга разделяла их, как ежевичные заросли.
— Джурич Моран, — сказала Диана медленно, — оставьте этот предмет на тот случай, если вам потребуется власяница для умерщвления плоти. Вышивка не покроет всю ткань. Я обведу рисунок только по контуру.
Моран задохнулся, лицо его сделалось темно-багровым. Он перестал дышать минуты на две, и глаза его разгорались все ярче и ярче.
Но Диана не убоялась их зеленого пламени. Глядя на Морана снизу вверх, она преспокойно объявила:
— Ниток не хватит.
И клиент сник.
Клиент сделал вдох — первый за сравнительно долгое время, отпустил с лица багрянец, потушил бешеные взоры. Клиент обмяк и свесил голову. И потащился клиент на кухню с таким видом, будто между лопатками у него торчала вражеская стрела.
Когда Моран вернулся, он сказал:
— Знаешь что? Имя «Диана» тебе явно не подходит. Я буду называть тебя Деянирой.
— Почему? — удивилась девушка.
— Во-первых, потому что для тебя начинается новая жизнь, — объяснил Моран. — А новую жизнь принято отмечать новым именем. Более осмысленным, нежели то, которым по неразумию наградили тебя родители. А Деянира, подобно тебе, была чрезвычайно ядовитой особой. Ты знаешь, что от ее плевка в пустыне издох василиск?
— По-моему, — сказала Диана, — опасной для жизни была не сама Деянира, а плащ, пропитанный ядом.
— Это только по-твоему, — фыркнул Моран. — Я уже устал от твоих возражений. Почему я все время должен что-то тебе объяснять и доказывать? У меня никогда в жизни не было таких утомительных друзей. Я буду называть тебя Деянирой, потому что ты ядовитая. Точка.
— Запятая, — тотчас отозвалась Диана. — До точки мы еще не добрались. Что это за история с василиском?
— Что тебе в ней не нравится?
— В греческой мифологии ничего не говорится о том, что Деянира убила василиска.
— Да просто эта ваша мифология заканчивается на смерти Геракла. А василиска Деянира извела потом, когда с Гераклом покончила. В манере людей все заканчивать смертью главного персонажа заключается очень большая ошибка. Потому что смертью ничто не заканчивается, даже мифология. И об этом следовало бы помнить… К тому же общей ядовитостью твое сходство с Деянирой не исчерпывается, — прибавил Моран. — Ведь ты будешь заниматься изготовлением покрывала.
— Гобелена, — поправила Диана. — Только это не гобелен, а просто вышивка.
— Не имеет значения. Нечто декоративно-тряпичное. Не притворяйся, будто не понимаешь общего смысла.
— Деянира не ткала никакого покрывала, — сказала Диана. — Она лишь пропитала его ядом. Уже готовое.
— Прелестно! — скривился Моран. — А кто же тогда ткал?
— Пенелопа.
Моран посмотрел на нее так, что она почувствовала себя исключительной дурочкой.
— И что, — медленно проговорил Джурич Моран, — ты предпочла бы называться Пенелопой?
Диана пожала плечами. Она находила разговор абсолютно бессмысленным и уже начинала скучать.
— В имени «Пенелопа» есть что-то от «лопать» и вообще от еды, — сказал Моран. — Тебе это не подходит. При взгляде на тебя о еде думаешь в последнюю очередь. «Деянира» для таких, как ты, — в самый раз. И больше не возражай мне.
Исчезновение Джурича Морана прошло для Истинного Мира почти незамеченным. Вселенная, породившая Морана, отнюдь не рухнула после его ухода. Нельзя, впрочем, утверждать и обратного: изгнание тролля из Мастеров, лучшего и наиболее склочного, вовсе не привело к мгновенному расцвету искусств, ремесел, науки и торговли, не говоря уж об улучшении геополитической ситуации. Ситуация неуклонно продолжала ухудшаться.
