— Половина вечера уже пропала, да я и не отстаю от графика. Так что сегодня воздержусь от работы.
— Ну и счастливая же ты. В гостинице меня ждет куча бумаг, которые обязательно нужно просмотреть. — Он скорчил гримасу. — Надеялся посмотреть их в самолете, но до самых важных руки так и не дошли.
— На каком самолете? — удивилась она.
— Из Бразилии. Я прилетел в Лиссабон в час ленча.
— И сразу поехал сюда? — снова удивилась Эшли, впуская его в гостиную.
— Не сразу. — Витор отделался от пиджака, уселся в глубокое мягкое кресло, потянулся и зевнул. — Сначала позвонил в контору, чтобы узнать последние новости.
Только сейчас Эшли обратила внимание на его осунувшееся лицо и темные круги под глазами. Он действительно выглядел очень утомленным.
— Ты спал в самолете?
— Да, часа два, но бумаги требовали моего внимания, так что… — Его плечи устало поднялись и опустились.
— Что тебе налить? Есть легкое пиво, как в прошлый раз, охлажденное белое вино и…
— Вино будет в самый раз, спасибо.
— Ты часто бываешь в Бразилии? — крикнула Эшли, открывая в кухне бутылку.
Ответа не последовало. Вернувшись в гостиную, она нашла Витора растянувшимся на кресле и посапывающим во сне.
Поставив стакан на низенький кофейный столик, Эшли тихо присела в уголке дивана. Пряди темных волос упали на его брови, а ресницы трепетали. Витор казался удивительно уязвимым во сне. И очень похожим на Томаса. Ее сердце сжалось.
С нервной дрожью Эшли сделала глубокий вдох. Простая порядочность побуждала ее сказать ему, что у него есть сын. Он имел на это полное право, а она слишком долго скрывала это от него. Слишком долго. Но если она откроет ему глаза, что потом? Признает ли он публично Томаса своим сыном или предпочтет не знать ничего о его существовании? Поиграть с ребенком минут пять — одно дело, и совсем иное — взять на себя ответственность за отпрыска на всю жизнь.
Эшли сделала большой глоток вина. Если Витор все же проявит интерес к сыну, к чему это приведет? Удовольствуется ли он тем, что Томас останется на ее попечении, навещая его время от времени, или постарается взять в свои руки судьбу ее… его… их сына? Узнав о своих генах в ребенке, не попытается ли он обратиться в суд, чтобы отобрать его у нее? Пальцы Эшли с силой сжали стакан. Выиграет он тяжбу? Его адвокат, не отрицая того факта, что она законная и любящая мать, укажет на необходимость принять во внимание и другие обстоятельства. Например, состояние Витора. Миллионы, выигранные им в соревнованиях Формулы-1, плюс те деньги, что он делает сейчас, могут обеспечить Томасу «железную» финансовую безопасность и первоклассное воспитание. И шикарную, подобающую знатоку коллекцию игрушечных машинок, с горечью подумала Эшли. А я, хоть и не совсем бедная, всегда вынуждена буду считать каждый пенни.
Если Витор обратится в суд, то сделает это в Португалии, где я всего лишь иностранка, а он имеет огромные связи и вес. Эшли зажмурилась. Может, продать ему дом и рвануть первым же рейсом обратно в Англию? Будут ли они с Томасом в большей безопасности там? Она уставилась в свой стакан. Столько вопросов, и все безответные. Столько «если». Столько «но». Ее охватило чувство обреченности. Необходимость известить Витора о его отцовстве подстерегала ее со дня рождения Томаса, а теперь «дышала ей в затылок». И горячо дышала. Ее врожденное чувство долга подсказывало: она должна сказать, несмотря на весь риск, несмотря на опасность.
— Что-нибудь не так?
Услышав вопрос, она тряхнула головой и увидела, что Витор проснулся и теперь хмуро смотрит на нее.
— Да ничего, — торопливо возразила Эшли, помолчала, потом неуверенно улыбнулась. — Сидела и думала о Томасе.
Витор подошел к дивану и присел рядом.
— Он не заболел?
— Нет, нет, абсолютно здоров, — заверила Эшли.
Что еще сказать? Выложить все начистоту или попытаться подойти к мучившему ее вопросу издалека, чтобы дать шанс Виторудогадаться самому? В конце концов почему ему не придет в голову — хоть раз, — что Томас мог родиться и в результате их игр на сеновале?
— Воспитывать ребенка одной, должно быть, нелегко, — сказал Витор. — У тебя, наверное, полно забот.
— Да.
— Ты и сейчас озабочена?
Если бы ты только знал до какой степени! — подумалось ей.
— Да, — тускло отозвалась она.
— Не бери в голову. Томаш отличный паренек, и крепкий. Конечно, он переболеет всеми детскими болезнями и не раз попадет в трудное положение, но выдержит все, — с подбадривающей улыбкой произнес Витор.
— Сама знаю, И не этим я озабочена. Я…
Эшли внезапно замолчала, не в силах выдавить из себя те слова, которые могли бы подвергнуть опасности их с Томасом жизнь, разрушить эмоциональное равновесие ребенка, которое она так старалась уберечь, могли отнять его у нее.
Витор обнял ее и нежно сказал:
— Воображение страшнее действительности.
— Всегда?
— Всегда. — Подняв руку, он провел суставами по ее щеке. — Так что не унывай!
Эх, если бы он не был таким добрым, таким нежным, даже если он всего лишь обхаживал ее с одной- единственной целью: уговорить продать свой дом. И ей хотелось отложить признание до завтра. Или до следующей недели. Или до следующего года. Но не могла же она откладывать это постоянно.
— Стараюсь, — промямлила она. Витор изобразил плутоватую улыбку.
— Вот-вот, старайся, — попросил он, забирая у нее стакан с вином и ставя его на столик, потом придвигаясь к ней ближе.
Эшли прижалась головой к его плечу. Она понимала, что поступает нелогично, но она жаждала его объятий, утешения. Страстно желала его силы и основательности. Хоть на минуточку.
Вздохнув, она заговорила вновь:
— Насчет моего воображения… Я…
— Ш-ш-ш. — Он поцеловал ее в бровь. — Забудь о нем.
— Но…
Витор поцеловав кончик ее носа.
— Я же сказал «забудь», и забудь.
Эшли сделал еще одну попытку:
— Витор, ты не понимаешь…
— Все я понимаю, Эшли, — слегка насмешливо возразил он, — перестань хмуриться, — приказал он, целуя еще раз ее бровь, — и улыбнись.
Словно желая помочь ей изогнуть губы в улыбке, он поцеловал ее сначала в один уголок рта, потом в другой. Когда он чуть отстранился, задержав взгляд на ее губах, Эшли поняла, что он, едва сдерживается от искушения поцеловать ее еще раз… Ее сердце колотилось все сильнее. Лейф говорил о ее нуждах, и сейчас она нуждалась в том, чтобы Витор поцеловал ее. Очень. И хотела, чтобы он раздел ее и любил страстно- страстно. Наверное, думала она, я не попадусь в ловушку, считая, что хочу Витора, и только Витора. После двух лет воздержания от мужских объятий я очень уязвима, и мне сгодится любой достаточно привлекательный и решительный мужик.
Эшли наклонилась вперед и взяла свой стакан с вином. Эти два года также сделали меня мудрее и
