– Что?
– Не важно, – отрезает Эмма. – Эй, а может, под баллонами с кислородом?
Я навожу фонарик на палубу перед транцем, где в два ряда аккуратно выстроились двенадцать белых баллонов, точно громадные бутылки молока. Вроде бы их никто не трогал – значит, преступников они не заинтересовали. Те, что бы они ни искали, думали, будто оно спрятано в каюте.
Эмма держит фонарик, а я по одному передвигаю баллоны. Ни под ними, ни между ними ничего нет. Я изумляюсь, когда Эмма вполголоса произносит: «Черт!»
И тут нам улыбается удача. Я двигаю предпоследний баллон и вдруг слышу, как внутри что-то гремит. Я переворачиваю баллон вверх дном, и мы видим свежий сварочный шов: кто-то вскрыл баллон, а затем заварил по новой. Баллоны специально расставлены так, чтобы грубый шов не бросался в глаза. Эмма открывает люк, и я втаскиваю баллон в раскуроченную каюту. Порывшись в разбросанном по полу содержимом ящика с инструментами, Эмма выуживает небольшое кайло и тяжелый молоток.
– Включи магнитофон, – говорю я. – И погромче.
Каюта тонет в звуках любимых Джеем «Лед Зеппелин», и я принимаюсь насиловать баллон с кислородом. Эмма, улыбаясь, закрывает уши руками. Ей весело.
Через десять минут неистовой долбежки молотком дно отлетает и, вертясь юлой, приземляется в раковину. Я запускаю руку внутрь полого алюминиевого цилиндра и достаю какой-то предмет, завернутый в пузырчатую пленку.
– Наркотики? – шепчет Эмма. «Оружие», – думаю я.
Я разворачиваю сверток и замечаю, что пальцы у меня дрожат; Эмма дышит неровно. Но оказывается, что в свертке не марихуана и не оружие. Сперва я думаю, что это аудиокассета, но оно больше и толще.
– Дай-ка взглянуть, – просит Эмма. Она вертит в руках черную пластиковую коробочку. – Видишь эту штуковину? Это втыкается в компьютер.
– Что это может быть?
– Понятия не имею, – отвечает Эмма. – Но я знаю, у кою можно спросить.
– О нет. Только не в пятницу вечером.
– Сейчас уже утро субботы. – Она показывает на свои часы.
– Три часа ночи. Мы не можем ехать прямо сейчас, – настаиваю я.
– Почему нет?
– Потому что! – Черт, говорю я себе, просто покончи с этим прямо сейчас. – Потому что он будет не один.
– И что такого? – весело переспрашивает Эмма. – Ну в самом деле, Джек!
В машине я врубаю «Стоматозник», выкручиваю ручку громкости до упора и в честь покойного Джея Бернса ставлю Эмме песню, в которой он аккомпанировал Джимми Стоме.
– Прикольно, – неубедительно врет Эмма. Мне не удается ее убедить, что Джимми Стома был гением.
– Ты расслышала, как Бернс играет на пианино?
– По правде говоря, нет, Джек.
– В стиле Литтл Ричарда.[67]
– Кто такой Литтл Ричард? – спрашивает она.
– Ты разбиваешь мне сердце.
Мы подъезжаем к дому Хуана.
– Я тут никогда не была, – говорит Эмма.
– Тогда мне следует тебя предупредить: именно здесь он часто спит с женщинами.
– Я постараюсь не устраивать скандала, – обещает Эмма.
В окнах дома свет не горит. Я решительно стучусь в дверь. Эмма стоит у меня за спиной, сжимая в руках хреновину, которую мы нашли в баллоне.
– Может, его нет дома? – с надеждой говорю я.
– Вон его джип, – показывает Эмма.
Я снова стучу, на этот раз громче. В боковом окне зажигается свет, и вскоре мы слышим голоса, несколько голосов.
– Хуан, – кричу я. – Эй, Хуан, это я!
Дверь приоткрывается.
– Некроман?
– Да. Ты одет?
