за некрологами. А затем вспомнил, что «Синайские кедры» – это своеобразный «Спаго»[103] среди больниц; каждая звезда шоу-бизнеса так или иначе да побывала здесь. Мадонна и жена Майкла Джексона предпочли родить своих детей именно в этих стенах, а Лиз Тейлор[104] здесь делали операцию на мозге. Именно сюда привезли Спилберга после автомобильной аварии, и здесь же умер от сердечного приступа восьмидесятидвухлетний Фрэнсис Альберт Синатра.[105] Это место постоянно осаждают стервятники из желтой прессы, прикидывающиеся невинными овечками и сующие мелкие купюры направо и налево. Не удивительно, что охрана бдит.
Поэтому я отступил в сносный мотель на бульваре Уилшир неподалеку от Альварадо-стрит, где и задремал под шум дождя с банкой «спрайта» в одной руке и плейером «Сони» с бесконечными записями Джимми Стомы в другой. Очередной трек ритм-гитары показался мне смутно знакомым, что странно, потому что это был первый файл песни – «Г1трк01», – который я прослушал. А на следующее утро я поймал себя на том, что напеваю эту мелодию в душе, и всю дорогу до «Кедров» она звучала у меня в голове. И вот теперь я стою в лифте, держа в руках огромную нелепую вазу, полную свежесрезанных гвоздик, подсолнухов и маргариток.
Цветы могут послужить пропуском куда угодно, если дело касается больниц. Я сказал в регистратуре, что хочу отнести их своему брату из палаты 621. Из-за того что у меня были заняты руки и я вроде как хорошо тут ориентируюсь, меня не заставили расписываться в журнале посещений; и вот он я, с пластиковой карточкой посетителя на груди, еду в лифте на шестой этаж.
Тито Неграпонте поступил в больницу под своим настоящим именем – это я выяснил еще раньше, когда позвонил и представился сотрудником цветочного магазина. Я узнал номер его одиночной палаты с такой легкостью, что понял: ни «Грэмми», ни пулевое ранение не помогли бас-гитаристу попасть в список привилегированных персон больницы. Я полон надежд взять у него интервью с глазу на глаз – но прямо перед моим носом дверь палаты распахивает суровый Детектив полиции Лос-Анджелеса. Даже не будь у него значка на поясе, я бы все равно догадался, что он легавый. К счастью, он собирается уходить и удостаивает меня одним лишь кивком и цепким взглядом на карточку посетителя.
– Как он? – шепчу я тоном заботливого друга.
– Везучий, – отвечает детектив, отступая, чтобы я и мои цветы смогли проникнуть в палату. Как только дверь закрывается, я остаюсь наедине с раненым «Блудливым Юнцом». Он лежит на боку, под головой две подушки. Похоже, он вовсе не на волоске от смерти.
– Что еще? – буркает он и хмурится.
До того как сесть в самолет, я нашел статью о ранении Тито на сайте газеты «Лос-Анджелес таймс» и узнал массу подробностей, которых не было в заметке «Ассошиэйтед пресс». Покушение произошло в доме музыканта в Калвер-Сити. Пресс-секретарь полиции заявил, что мистер Неграпонте вернулся из поездки во Флориду и застал в своем доме двух вооруженных грабителей. После непродолжительной борьбы гитарист получил две пули «в нижнюю часть туловища» из полуавтоматического пистолета марки, которую предпочитают уличные бандиты и наркодилеры. Статья заканчивалась абзацем про зеленые годы «Блудливых Юнцов» и формальным упоминанием недавней смерти Джимми Стомы «во время погружения с аквалангом на Багамских островах».
– Кто прислал цветы? – Тито приподнимает голову и подозрительно щурится на вазу. Я представляюсь и кладу визитную карточку на столик с лекарствами. – И вы прилетели сюда из Флориды, чтобы выяснить, как я схлопотал пулю в зад? Обалдеть. – Он смеется, прикрыв глаза, и я догадываюсь, что у него есть неограниченный доступ к гидроморфону. У кровати на штативе висит двойная капельница.
– Я видел вас на похоронах Джимми, – говорю я Тито, – и я видел вас в «Туда-Сюда», когда вы встречались с его вдовой.
– Вы, типа, поклонник, что ли?
– Я уже сказал вам, кто я. Я прилетел сюда, потому что работаю над статьей о том, как умер Джимми. И Джей Бернс. А теперь и о том, как чуть было не умерли вы.
Сейчас Тито Неграпонте вполне может послать меня к черту – нормальная реакция для человека, у которого по 45-миллиметровому отверстию в каждой ягодице. Но вместо того, чтобы выгнать меня из палаты, Тито приглашает меня сесть и говорит:
– Вы думаете, это не был несчастный случай? То, что произошло с Джимми?
– У меня с самого начала были сомнения. Вы уверены, что в состоянии дать интервью?
– В состоянии? В состоянии нестояния. Видели бы вы меня до того, как они сняли капельницу с морфином. – На этот раз ухмылка Тито больше похожа на гримасу.
– Давайте я сперва введу вас в курс дела. – И я рассказываю ему все: про псевдовскрытие в Нассау, про сцену с Клио и Лореалем на балконе, про мое интервью с Джеем Бернсом, про грабителей на яхте у Джимми и в моей квартире, про странную гибель Джея, про исчезновение (при невыясненных обстоятельствах) Дженет – и про обнаружение жесткого диска Джимми на борту «Рио-Рио».
К концу моего повествования Тито лежит с закрытыми глазами и тяжело дышит.
Когда я подхожу ближе, чтобы проверить, не заснул ли он, гитарист моргает и говорит:
– Если это шутка, то она не смешная. Вы говорите, они похитили Дженет?
– Я не уверен. Но она исчезла, и все это очень подозрительно.
– Ублюдки.
– Объясните мне, что происходит, – прошу я.
– Какая разница? Я ничего не смогу доказать.
– Скажите мне хотя бы то, что сообщили полиции.
– Не затруднит налить мне воды? Извините, забыл ваше имя… И побольше льда.
– Джек.
Он берет стакан и жадно пьет. С его мексиканских усов капает.
– Я сказал копам, – говорит он, – только то, в чем абсолютно уверен. Что зашел к себе через парадную
