понятно?
– Мистер Клэпли принимает все разумные меры предосторожности.
– Что еще, Лиза? Покороче. – Дик Артемус не умел надолго сосредоточиваться.
– Бюджетная статья «транспорт» предусматривает финансирование строительства нового моста с материка. Прошло обсуждение в Сенате, но фордыбачит Вилли Васкес-Вашингтон.
Вилли Васкес-Вашингтон был вице-председателем законодательного Комитета ассигнований.
– Чего ему теперь нужно? – спросил Дик Артемус.
– Точно не знаем.
– С Палмером связались?
– Все не можем друг друга поймать.
– А строить мост надо позарез? – уточнил губернатор.
– Старому деревянному шестьдесят лет. Рутхаус говорит, этот мост не выдержит грузовика с цементом.
Роджер Рутхаус был президентом инженерной фирмы, желавшей получить контракт на проектирование нового моста к Жабьему острову. Он тоже делал щедрые вливания в губернаторскую кампанию Дика Артемуса. Вообще, пожертвования делали почти все лица, имевшие свой интерес в острове Буревестника. Дик Артемус принимал это как должное.
– Пусть Палмер решит проблему с мостом, – сказал он.
– Хорошо.
– Что еще?
– Ничего серьезного. Возможно противодействие местного населения.
– На острове живут люди? – простонал губернатор. – Господи, мне никто не сказал!
– Две сотни. Максимум двести пятьдесят.
– Черт! – воскликнул Дик Артемус.
– Они рассылают петиции.
– Наверное, гольфом не увлекаются.
– Очевидно, нет, – согласилась Лиза Джун Питерсон.
Дик Артемус встал и натянул пиджак.
– Я уже опаздываю, Лиза Джун. Пожалуйста, расскажите все мистеру Стоуту.
– При первой возможности, – ответила Лиза.
Твилли провел день в Гейнсвилле, в ветеринарном колледже Флоридского университета. Колледж считался одним из лучших в стране. Многие знаменитые национальные парки и зоопарки, включая «Мир Уолта Диснея», присылали сюда на вскрытие умерших животных. Твилли привез красноплечего канюка, которого кто-то подстрелил. Птица упала в дальней части национального парка «Эверглейдс», на отмели бухты Мадейра. Твилли обернул изломанное тело пузырчатой упаковкой и обложил сухим льдом. Из Фламинго в Гейнсвилл он ехал меньше семи часов. Твилли надеялся, что в теле птицы застряла пуля – ключ к расследованию преступления.
Правда, это не означало, что оно будет раскрыто. Знать калибр ружья неплохо, все-таки зацепка, если браконьер такой кретин, что вернется в парк, где его схватят и на месяц привяжут голым к мангровому дереву.
Твилли Спри не был ни парковым егерем, ни исследователем дикой природы, ни даже орнитологом- любителем. Он был двадцатишестилетним недоучкой, бросившим колледж, с коротким, но впечатляющим списком психологических проблем. И что немаловажно – унаследовал миллионы долларов.
В ветеринарной школе Твилли нашел молодого врача, который согласился провести вскрытие канюка, погибшего от единственной огнестрельной раны. К сожалению, пуля пробила грудь навылет, не оставив фрагментов и следов, кроме перьев в запекшейся крови. Твилли поблагодарил молодого врача за старание. Потом заполнил форму для американского правительства, указав, где и при каких обстоятельствах нашел мертвую птицу. Внизу он подписался: «Томас Стернз Элиот-мл.».[3] Затем Твилли сел в свой черный пикап и поехал на юг. Он собирался вернуться в Эверглейдс, где жил в палатке с трехногой рысью.
На автостраде южнее Киссимми Твилли нагнал перламутровый «рэнджровер». Он бы не обратил внимания на выпендрежную машину, если б не табличка, где большими зелеными буквами было выведено по-испански «МУДЕ». Твилли перестроился на обгон, но тут из окошка джипа вылетела картонная упаковка гамбургера. За ней последовали пустой стаканчик, смятая бумажная салфетка и еще одна упаковка гамбургера.
Твилли затормозил, съехал на обочину и дождался просвета в транспортном потоке. Потом выскочил на дорогу, подобрал весь мусор и положил в кузов пикапа. Через несколько миль он догнал эту свинью в «рэнджровере». Твилли пристроился сзади, еще не зная, как дальше поступит. Он раздумывал, что посоветовали бы его психиатры, что сказали бы прежние учителя, что предложила бы мать. Бесспорно, они зрелые и здравомыслящие люди, но их советы часто бесполезны. Твилли не понимал их взгляда на мир, а они не понимали его.
Твилли видел лишь плечи и голову пачкуна. Голова казалась невероятно большой – может, из-за ковбойской шляпы. Вряд ли настоящий ковбой рассядется в перламутровой, заграничной сборки машине за пятьдесят тысяч долларов с табличкой, на испанском прославляющей размер его яиц. Подлинный ковбой никогда не выбросит в окошко упаковки от гамбургеров. Скорее это дело рук засранца-огородника…
Внезапно джип обогнал и подрезал медленно ехавшую перед ним фуру и резко свернул с автострады к развязке Йихо. Твилли доехал до будки контролера, а потом по развязке двинулся дальше. Он пересек 60-ю магистраль и по шоссе И-95 на бешеной скорости помчался к Форт-Пирсу, где опять выехал на южную автостраду. Твилли припарковался в тени эстакады, поднял крышу пикапа и стал ждать. Через двадцать минут мимо промчался «рэнджровер», и Твилли возобновил погоню. Теперь он сохранял дистанцию. План действий все еще не сложился, но миссия была совершенно ясна. Когда пачкун выбросил из машины окурок сигары, Твилли не остановился. Табак – биодеградируемое вещество, подумал он. Вперед и выше!
2
После трех бокалов вина Дези уже не могла притворяться, будто следит за мужними живописаниями охоты на заготовленного носорога. Сидящий напротив Палмер Стоут казался мимом. У него двигались руки и губы, но Дези его не слышала, он воспринимался как двухмерная телевизионная картинка: мультяшный мужчина средних лет, с брюшком, жидкими светлыми волосами, рыжеватыми бровями, бледной кожей, кривым ртом и щеками в красных прожилках (от солнца или неумеренного потребления спиртного). Дряблая шея и решительный, рубленый подбородок – шрамов от косметической операции в полутьме не разглядишь. Губы кривились в вечно скептической усмешке, открывая ровные белые зубы. Нос мужа всегда казался Дези слишком мелким для его лица, этакий девичий носик, хотя Палмер уверял, что с таким родился. И голубые глаза казались маленькими, но взгляд быстрый и светился самоуверенностью. Лицо процветающего бывшего спортсмена, округлившееся, чуть обрюзгшее и дружелюбное. Красавцем Стоута не назовешь, но в нем привлекала общительность южанина, этакого рубахи-парня, и он заваливал Дези подарками, комплиментами и постоянным вниманием. Позже она поняла, что неистощимая энергия его ухаживаний – не страсть, а скорее привычная настырность, с какой он добивался всего, чего хотел. Они встречались четыре недели, а затем поженились на острове Тортола. Дези казалось, она была как в тумане, но теперь туман рассеивался. Что же ты наделала? Она отбросила гадкий вопрос и вновь услышала голос Палмера:
– Какой-то подонок сидел у меня на хвосте, наверное, сотню миль, – говорил он.
– Зачем?
– Отодрать мою белоснежную задницу, вот зачем! – фыркнул Сноут.
– Он чернокожий? – спросила Дези.
– Может, кубинец. Я не рассмотрел. Но уж приготовился, милая моя, встретить сукина сына! На коленях у меня лежал сеньор «глок», заряженный и взведенный.
– Ты бы стрелял на автостраде?
– Уж он бы, мать его, и не пикнул.
– Как твоя носорожиха, – сказала Дези. – Кстати, тоже сделаешь чучело?
– Только голову повешу.
