В осколках тумана

Принять еще одну таблетку. Она блокирует алкоголь. — Он вытащил из конверта таблетку и вставил между моих зубов. — Готова, малыш? Ну, глотай!

Я без сил осела на диван. Дэвид позаботится обо мне. Он же врач.

Минуты превращались в часы. Или наоборот. Дождь стучал и стучал. Я помню это, потому что в такт ему стучало у меня в голове. Все казалось нереальным и в то же время невероятно отчетливым, от яркости нестерпимо жгло глаза. Мягкая ткань платья царапала кожу.

— Раздень меня, — пробормотала я.

Дэвид посмотрел на меня так, словно я заговорила на иностранном языке.

Раздень меня! — крикнула я. — Мне больно!

Но не услышала ничего. Крик раздавался лишь во мне, закупоренный и раздирающий внутренности. Комкая новое платье, я принялась стягивать его. Потом замерла и расхохоталась. Я ведь раздета. Совершенно голая. Разве нет?

Мэри, как ты себя чувствуешь?

Со мной кто-то говорит… Может, это мама? Склонилась надо мной, гладит лоб… Как она узнала, что я здесь?

Хорошо, — ответила я, не уверенная, что она меня слышит. — Просто немного объелась таблетками, и теперь я далеко-далеко.

Дэвид не солгал. Так чудесно мне не было никогда. Меня разрывало на куски, и я наслаждалась этим ощущением. Я знала, всегда знала, что могу летать. Я больше не Мэри Маршалл, я была особенной, ни на кого не похожей.

Мэри, ты уверена, что все в порядке?

Наверное, это папа, с ума сходит от радости, что я в такой изысканной компании. Врач, Мэри! Ого, да ты неплохо устроилась… Но это не мой отец.

Папа? — спросила я в пустоту. Вокруг волчками вращались знакомые лица, выписывая пестрые узоры. Лица из альбома моей жизни заполняли пространство, они улыбались, танцевали под монотонную мелодию дождя, что-то говорили.

Нас смыло дождем? — услышала я свой голос, но никто не ответил.

И вдруг на меня обрушилась боль. Через мгновение я уже корчилась от невыносимых мук. Сначала боль укусила в щеку. Клюнула стремительным жалом и тут же исчезла. И снова клюнула. Я коснулась лица. Кто-то ударил меня еще раз.

— Дэвид? — спросила я.

Страх пришел не сразу. Я не верила в происходящее. Внезапно меня толкнули назад, я упала на диван, голова резко запрокинулась, и я испугалась, что натянувшаяся на шее кожа лопнет. Я кричала и не слышала своего крика.

— Дэ… вид… нет…

Умелые руки Дэвида, руки врача разорвали шелк, и прохладный воздух коснулся обнаженного живота. Я ничего не понимала. Время и реальность ускользали. Я попыталась оттолкнуть его, но не могла пошевелиться. Я рассмеялась. Я не чувствовала своих рук. Мне был виден лишь деревянный, весь в паутине, потолок. В центре балки висела одинокая тусклая лампочка. Свет в моем мире исходил только от таблеток Дэвида.

— Джонатан, Джонатан, — позвала я на помощь, пытаясь поднять голову, но и это мне не удалось. — Помоги мне, Джонатан.

Не ответил никто, но воздух наполнился гулом голосов. Я растерялась. Джонатан ушел…

Меня вырвало, я зашлась в судорожном, разрывающем легкие кашле. Вдруг оказалось, что я лежу на животе, прижимаясь лицом к заплесневелым доскам в сгустках рвоты. Дэвид бил меня по спине. Он хочет мне помочь. Увидел, что я задыхаюсь, и хочет мне помочь. Мгновенное прозрение. Возможно, он вовсе не собирался причинять мне боль.

— Пожалуйста, хватит! — взмолилась я сквозь пыль и запах рвоты.

Но что-то придавило меня к полу с такой силой, что щека расплющилась о грязные доски.

Кто-нибудь, помогите…

Моя жизнь разделилась на две половины. Тело разорвалось на части, и аккуратные стежки в душе разошлись, и нитки торчали в разные стороны. Его тяжесть, жар его тела, запах, когда он снова и снова входил в меня, его естество, огнем взорвавшееся внутри меня… Я то теряла сознание, то вновь приходила в себя. Я снова и снова порывалась крикнуть, позвать на помощь, но тщетно. Я царапала ногтями пол, и занозы впивались под кожу, пока Дэвид уничтожал мою жизнь: один толчок — один год долой.

Дэвид. Мой врач. Мой друг. Я думала, он меня любит. Вдруг стало тихо, наступило облегчение — он скатился с моего тела. Раздался раскат грома, завибрировал в досках пола, в моих костях. Все было кончено. Прошло лишь несколько секунд и целая вечность.

Это какая-то ошибка.

Меня снова вырвало, и мерзкий вкус показался приятным, потому что избавил от вкуса пыли и гнилого дерева.

Но кончено было не все. Меня снова пронзил страх. Еще сильнее прежнего. На полу, совсем рядом, я увидела нож. Нож Дэвида. Блеск стали, призывная гладкость металла. Меня затрясло. Я снова попыталась что-то сказать, и снова не удалось.

— Ш-ш-ш. — Дэвид прижался ко мне, глядя, как умирает если не мое тело, то душа. — Молчи. Просто молчи. Ш-ш. Ничего не говори, Мэри…

Темнота.

Джулия

— Звонил мой отец?

Смеюсь, чтобы скрыть неизгладимую печаль. Я всю жизнь придумывала объяснения для школьных друзей. Но теперь меня это не волнует. Никто не станет терзаться из-за того, чего никогда не было, верно?

— Вряд ли это он, — добавляю я, смятенная, охваченная страхом.

А если он?

Снова нервно смеюсь. Он ушел из-за меня? В детстве я всегда так думала — из-за маминого отказа говорить о нем. Я была уверена, что отец ненавидел меня и потому бросил нас с мамой. А она не находила в себе сил, чтобы рассказать об этом.

— Ну, может, это был не твой отец, но какой-то пожилой мужчина. Он попросил передать, чтобы ты срочно ему позвонила. Это не Марри. И уж точно не Алекс. — Али вгрызается в яблоко, и не подозревая, какой всполох боли вызывают ее слова. Она кладет передо мной листок с наспех записанными цифрами. — Ладно. Мне пора приниматься за дело. Как насчет вечеринки в пятницу?

Али возглавляет школьную администрацию. Без нее нам пришлось бы туго.

— А почему бы и нет? — говорю я. — Мне уж точно не помешает немного развеяться. Оставлю детей ночевать у Марри, и на славу покутим! — От собственных слов чувствую себя последней дурой.

— Да, судя по твоему виду, веселье тебе пойдет на пользу. Сначала поедим, а потом…

Но я уже не слышу, что сулит нам вечер пятницы. Увидев на бумажке номер Дэвида, хватаю сумку и стремглав выскакиваю из кабинета Али.

Укрывшись в дальнем углу игровой площадки, вслушиваюсь в гудки. Мне кажется, их не меньше пятисот, хотя на самом деле вряд ли больше пяти.

— Дэвид? — Я почти не дышу, изо всех сил стараюсь сдержать дрожь, но ничего не получается, меня так и трясет. — Что… что нового? — Я не смею спросить, выпустили ли его из тюрьмы.

— Джулия.

Голос гладкий и стремительный, точно птица. Я поднимаю глаза к небу.

— Ты… ты правда… — Нет, не могу этого произнести.