Весь вечер мы режемся в снап. Алекс и Дэвид покатываются со смеху, когда мы с Флорой ошибаемся. Флора в конце концов начинает злиться и раскидывает колоду по всему ковру. Алекс готов наброситься на сестру, но Дэвид перехватывает его и принимается щекотать. Перед глазами встает Марри, он вот так же всегда усмиряет сына.
— Ты слышала? — Дэвид внезапно замирает и поднимает руку, чтобы мы замолчали. — По-моему, какой-то шум с улицы. (Господи, да он на грани нервного срыва, и как я сразу не поняла.) То ли удары, то ли топот. — Дэвид встает, выключает свет, подходит к окну, выглядывает наружу и резко задергивает шторы.
Потом поворачивается к нам, и я даже в темноте вижу, какое у него бледное лицо.
— Что? Что такое?
Вскакиваю и бросаюсь к окну.
— Там два грузовика. И куча народу с плакатами. И все что-то кричат.
Голос у Дэвида срывается. Таким же напряженным он был, когда его уводил Эд.
Я осторожно приоткрываю занавеску. У забора топчется толпа демонстрантов.
— Боже!
— Подожди. Дай подумать.
Я чувствую адреналин в его дыхании, слышу, как бьется сердце под рубашкой.
— Надо позвонить в полицию. Я свяжусь с Эдом. Теперь полиция на твоей стороне. С тебя же сняли обвинения. — Я сжимаю его ладонь, но это не помогает. — Более того, они должны были предусмотреть это сборище и обеспечить тебе защиту.
Дэвид меня не слушает. Он начинает метаться по дому, проверяет все двери и окна, задергивает все занавески.
— Ты должна вывезти меня отсюда. — Голос у него выцветший, как и лицо.
Он имеет в виду всех нас, поясняю я себе.
— Но ведь это твой дом. Ты же не позволишь, чтобы кучка крикунов выгнала тебя отсюда спустя несколько часов после освобождения?
— Мам, что случилось? — встревает Алекс. — Давайте еще поиграем.
— Не сейчас, — голос Дэвида чуть теплеет, — сначала я разберусь с тем, что происходит, а потом мы опять будем веселиться.
Ответ удовлетворяет Алекса, но я чувствую, как нарастает в нем напряжение. Безмятежна лишь Флора, уже погрузилась в любимое занятие, рассыпала по ковру карандаши и рисует.
Снаружи глухо доносятся крики:
«Судить за Грейс… у-бий-ца… судить за все…»
Раздается звон стекла. Осколки будто впиваются в меня, я вздрагиваю.
— Убийца? — выдыхаю я, но Дэвида уже нет в комнате.
Я выбегаю вслед за ним из гостиной и резко останавливаюсь. Стекло на лестничной площадке разбито, на полу валяется кирпич, обернутый бумагой. Над кирпичом неподвижно стоит Дэвид. Я поднимаю тяжелый сверток, разворачиваю бумагу. На ней что-то написано. У меня начинают дрожать пальцы.
— Дети, одевайтесь, — говорю я, стараясь не паниковать. Нужно срочно увезти их отсюда.
Я передаю записку Дэвиду.
— Боже, боже, — шепчет он побелевшими губами.
Это ксерокопия газетной страницы с фото Грейс, рядом наклеена вырезка из сегодняшней газеты — снимок Дэвида, выходящего из тюремных ворот. Его осунувшееся лицо перечеркнуто жирным черным маркером, а внизу намалевано:
— Почему они называют меня убийцей? — голос у него чужой, в нем один лишь страх. И тут же добавляет совсем иначе: — Нам надо выбираться отсюда.
Внизу Дэвид останавливается.
— Послушай. Они пришли за мной, а не за тобой и детьми. Если ты выйдешь на крыльцо, они растеряются и я смогу выскользнуть через заднюю дверь. Через поле я выберусь на Хоганс-лейн. Заберешь меня у моста через реку через десять минут?
— Конечно, — не задумываясь отвечаю я. Руки по-прежнему трясутся. — Захвати фонарик. И все, что нужно. — Не позволяю панике овладеть собой. Мы справимся. Непременно. — Пожалуйста, разреши мне позвонить Эду.
Дэвид качает головой. Еще минута — и повторится уже знакомая до отчаяния сцена прощания.
— Не останавливайся, пока не выедешь на шоссе, — наставляет он. — Я три раза помигаю фонариком, когда доберусь до перекрестка.
И затем, не обращая на меня внимания, словно нас уже нет здесь, принимается рыться в шкафах. Достает маленький деревянный ящик, из которого извлекает нож с костяной рукояткой, — наверное, охотничий или рыболовный, думаю я. Щелчком открывает его и закрывает. Лезвие словно серебристая плоть.
— Для обороны, — поясняет Дэвид, опуская нож в карман. С тем и выскальзывает через черный ход.
Я набираю в грудь воздуха, словно мне предстоит проплыть милю под водой, прижимаю к себе Алекса с Флорой и распахиваю дверь. Толпа умолкает при виде перепуганной женщины с детьми. Но уже через миг тишина взрывается улюлюканьем.
— Где он? — кричит женщина.
Я не смотрю на нее. Я укрываю руками детей, и мы бежим к калитке, уткнув глаза в землю.
— Мама, мне страшно, — совсем по-детски пищит Алекс.
— Все хорошо, милый, не бойся. Я с тобой.
Словно электрошокер наставляю на толпу ключи от машины. Чтобы уехать, нам нужно пробраться между этими людьми.
— Пожалуйста, пропустите нас.
Чувствую, как дрожит Флора.
— Он там? В доме?
Я замираю, услышав рыдания женщины. Капюшон спадает с ее головы. Я смотрю в пустые глаза.
— Да, — лгу я. И добавляю: — Простите, — хотя сама не знаю, за что извиняюсь.
Память озаряется вспышкой. Школьная постановка «Ромео и Джульетты», где Грейс играла главную роль… Но снова раздаются крики, и воспоминание гаснет. Я хочу коснуться руки этой женщины, поговорить, объяснить, что все не так, как она думает. Хочу рассказать ей о Дэвиде, чтобы она поняла: он не мог сотворить такое с ее дочерью.
Алекс тянет меня за рукав:
— Мама, пойдем.
— Мне очень жаль, — мягко говорю я.
Пальцы женщины мнут маленького коричневого медвежонка. Любимая игрушка Грейс? Мне требуется вся сила воли, чтобы отвернуться и побежать к машине. Я крепко держу Алекса и Флору за руки.
Суетливо заталкивая детей в машину, слышу, как за спиной нарастает новая волна ярости.
— Правосудия!
Я узнаю голос матери Грейс и мысленно затыкаю уши. Мотор заводится только с третьей попытки, и, пока я выруливаю на дорогу, толпа расходится все сильней, и о машину ударяются камни.
Будит меня телефонный звонок. Какое-то мгновение я не понимаю, где нахожусь, но когда взгляд наталкивается на громоздкий пластмассовый телефон, реальность обрушивается с тошнотворной отчетливостью. Дэвида изгнали из собственного дома.
— Марри, — бормочу я хрипло. — Какого черта так рано?
Я разглядываю стену, не смея повернуться и посмотреть на другую половину кровати. Мне чудится, что моего обнаженного плеча сейчас коснется теплая рука и… Только бы голос не выдал меня, иначе Марри мигом догадается, что произошло… что могло произойти между мной и Дэвидом.
Марри объясняет, почему звонит так рано, а я мыслями во вчерашнем вечере.
Уже совсем стемнело, когда мы остановились у какого-то безымянного ресторанчика и купили еды на
