- Ну, теперь вы знаете ответ. Вы должны взять имя кровопийцы.
Вскоре тема разговора вновь обратилась на женщин.
Фахд ибн Тхабит сказал:
- Даже если женщина всю жизнь проведет в обществе мужчин, она постигнет истину не больше, чем ложка вкус супа.
- Какое сравнение! – восхитился Старец Горы.
- Нет ничего вкуснее, чем жареные птичьи крылья, – мечтательно проговорил Тхабит, – но несмотря на это я не пришел бы к абсурдной мысли съесть моих соколов или фазанов, и не потому, что они дорогие и редкие, а потому, что я их люблю. Сильное наслаждение можно только получить только в том случае, если нет любви. Женщин, которых я люблю больше всех остальных, – мою мать и сестер, – я не вожделею. Любовь и сексуальность – совершенно разные вещи. Когда я высасываю устрицу или облизываю фигу, я не жду от них, чтобы они любили меня. Я наслаждаюсь их мясистой плотью – и точно так же обхожусь с девушками из моего гарема. Я согласен с аль-Муджлиром, губернатором Барсы и Куфы, который в конце жизни сказал: «Я был женат почти на сотне женщин, но ни одну не познал по любви».
Сайда смеялась от всего сердца, когда Орландо цитировал ей высказывания Тхабита. Он спросил:
- Что побуждает такие разговоры? Ни слова о политике. Ничего важного.
- Ты видел торговцев коврами на базаре, – сказала Сайда. – Они болтают с покупателем о Боге, о женщинах, о погоде, болезнях и политике. Разговор – это часть стратегии продаж. Во время такой беседы они выясняют, сколь высокую цену могут запросить. То же самое делает и Каим.
* * *
За ужином Хасим сказал:
- В начале месяца мухаррама мы ожидаем в Аламут посольство монголов. Как вы знаете, сейчас нигде на земле нет такой военной силы, которая могла бы сравниться с монголами. Их продвижение на Запад не в силах остановить никто. Дни турецких псов сочтены. И поскольку враги моих врагов – мои друзья, монголы – наши друзья. Поэтому так важен для нас этот визит. Каим ожидает, что вы будете вести себя соответствующим образом.
Орландо еще не доводилось видеть ничего подобного. Дикие, исполненные кипящих сил варвары. Их было восемнадцать.
Несмотря на холод, который приносили ледяные порывы ветра, долетавшего с высоких снежных полей, они скакали на своих лохматых лошадях с обнаженными торсами, мускулистые, как анатолийские бойцы.
Кожа их вся была покрыта шрамами, которые служили им вместо боевых отличий. Их черные космы и бороды были заплетены в бесчисленные косички и беспорядочно болтались, украшенные разноцветной рваниной и мишурой. Они ехали без седел и казались слитыми воедино с коротконогими лошадьми.
На расстоянии полета стрелы от ворот Аламута они пришпорили коней. Вынув из ножен кривые сабли, они влетели на территорию крепости. Раздался дикий крик, вылетающий сразу из восемнадцати глоток.
Окруженный дикими всадниками, мчался человек, который внешним обликом сильно отличался от них, будто вовсе не принадлежал к их племени. Он был облачен в бархатный плащ с соболиной отделкой. Меховая шапка, высокая как тиара, венчала его голову.
Когда они рысью двигались по улицам нижнего города, направляясь к своим квартирам, весь Аламут уже находился в боевой готовности.
Опасность, которая исходила от этих воинов Золотой орды, была очевидной, как угрожающий жест раздувшей капюшон кобры. Шахна, капитан крепости, встретил их стоя во дворе красного замка. Два монгола опустились на четвереньки возле ханского коня.
Хан величественно спустился с со своей лошади. Его длинные одежды струились, как волны, плетеная нагайка свисала с запястья.
Каждое его движение выглядело провокацией. Непомерное высокомерие окружало его ледяной стеной.
- Добро пожаловать в Аламут, – произнес Шахна, единственный, кто владел языком монголов.
- Ты говоришь нашим языком? – Хан рассмотрел его и усмехнулся презрительно: – Ты монгол?
- Нет.
- Почему же ты говоришь как монгол? Разве видели мышь, которая ревет как лев?
Монголы засмеялись. Краска гнева залила лицо Шахны до самых висков.
- Проводи меня к своему господину, – приказал хан.
- Вы не желаете сперва увидеть свои комнаты?
- Нам не требуется крыша над головой. Мы спим под открытым небом. Все, что нам нужно, – это огонь, сено для лошадей и мясо для мужчин.
Два низари проводили хана к Кайму в Тадж аль-Алам.
Уже скоро во дворе красного замка был разведен костер. Факелы освещали каменный угол здания. Четырех овец насадили на вертела. Две дюжины низа-ритов составляли общество монголам, в то время как другие жители крепости затаились в засаде, готовые напасть в случае необходимости.
Так как никто не понимал языка другого, образовалось два отдельных лагеря.
Когда в одном раздавался грохочущий смех, другая сторона инстинктивно чувствовала, что над ней насмехаются.
Песни, которые затягивали низариты, не могли произвести на монголов хорошего впечатления. Лишь когда пара низаритов под звуки флейты устроила танец с саблями, лица гостей просветлели.
Они выдернули кривые сабли из ножен и начали показательный бой, такой яростный, что уже очень скоро некоторые из них были в крови от многочисленных ран.
Один из монголов, лицо которого было все рубцах и не хватало глаза, пригласил молодого низарита к кулачному бою, и, когда тот отказался, стал насмехаться над ним гримасами и откровенными жестами.
- Оставь, – сказал Шахна. – Правила гостеприимства запрещают нам бороться с вами.
- Послушайте, послушайте! – стал издеваться над ним одноглазый. – Мышь, которая ревет как лев! А может, она и дерется, как лев?
Монголы засмеялись. Шахна ответил:
- Лучше мышка из норки, чем такая дырка в заднице, как ты.
Теперь смеялись соратники Шахны. Одноглазый окоченел. Еще никто не осмеливался на подобное.
- Что ты сказал?
- Ты слышишь так же плохо, как и видишь? – продолжал насмехаться Шахна.
Это было уже чересчур.
Монгол метнулся к нему стремительнее, чем стрела, пущенная из лука.
Казалось, Шахна ожидает удара не шевелясь. Лишь в последнее мгновение он молниеносно наклонился и головой ударил пролетающего над ним противника.
Все произошло так быстро, что закончилось, едва успев начаться. Пока монголы заботились о потерявшем сознание товарище, Шахна вернулся к своим. Он покинул поле боя как победитель.
На следующий день после утренней молитвы Орландо позвали к Кайму,
Когда он пошел в большую башенную комнату в Тадж аль-Аламе, Каим стоял у окна. Хан бегал по комнате туда-сюда. Его лицо было красным от волнения.
- Вы не можете требовать этого на полном серьезе! – крикнул он. – На такое еще никто не осмеливался! Вы пожалеете. Я предупреждаю! Вы торгуетесь с Чингис-ханом, Бичом Божьим. Если я передам ему ваш ответ, это будет стоить вам головы. Образумьтесь. Поверьте мне, можно перегнуть палку.
Каим обратился к Орландо:
- Следуй за нами. Мы совершим прогулку мимо зубцов стен. Свежий воздух пойдет нам на пользу.
Когда они вышли на террасу крыши, ассасины, которые несли вахту у двери, вытянулись по стойке
