— Как я, счастливо выгляжу на них? — спросил он.
Энн кивнула.
— И очень красивый. А Мириам нет ни одной?
Она перелистала оставшиеся страницы.
— Нет, — ответил Гай.
— Ужасно рада, что ты привез сюда альбом.
— Мать отвернет мне голову, если узнает, что альбом в Мексике. — Он положил его обратно в чемодан, чтобы, не дай Бог, не забыть. — Это наиболее человеческий способ знакомить других со своим семейством.
— Гай, я тебя не слишком донимаю?
Он улыбнулся печальному тону ее вопроса.
— Нет! Я об этом никогда и не думал, — сказал он, сел рядом с ней и обнял ее.
Гай увидел всех родственников Энн, они приходили по двое и по трое, и по десятку на воскресные ужины и вечеринки у Фолкнеров. Среди родственников любили шутить на тему о том, как много здесь Фолкнеров, Уэдделов и Моррисонов, и все живут в штате Нью-Йорк и на Лонг-Айленде. Гаю в нкотором роде нравилось, что у Энн так много родственников. Рождество, которое Гай провел в доме Фолкнеров в прошлом году, был счастливейшим в его жизни. Он поцеловал Энн в обе щеки, потом в губы. Опустив голову, он увидел на покрывале рисунки Энн, сделанные на фирменных листках бумаги отеля, и начал неторопливо собирать их в аккуратную стопку. Это были идеи на будущее, которые она вынесла с сегодняшнего посещения Национального музея. Линии были черные и четкие, как и он любил делать.
— Энн, я думаю о доме.
— Тебе нужен большой.
— Да, — с улыбкой согласился он.
— Большой так большой.
Ей было хорошо в его объятьях. Оба они вздохнули, это получилось у них разом, отчего они засмеялись, и Гай еще крепче прижал Энн к себе.
Она впервые согласилась с размерами дома. Дом предполагался в форме буквы Y, и вопрос состоял в том, ограничиться ли фронтальной «рукой» или строить обе. Гай был исключительно за обе. Это дорого обойдется, более двадцати тысяч, но Палм-Бич потянет за собой цепь частных заказов, как ожидал Гай, и это будет скорая и хорошо оплачиваемая работа. Энн говорила, что отец в качестве свадебного подарка хочет подарить им фронтальную часть, но для Гая этот вариант казался столь же немыслимым, как строительство без этой части. Ему ярко виделся сейчас этот белый дом на фоне коричневого бюро по другую сторону комнаты. Он выступал из белой скалы, которую видел под городом Элтоном в нижнем Коннектикуте, — длинный, низкий, с плоской крышей, словно сделанный из самой той скалы. Как кристалл.
— Я бы назвал его «Кристаллом», — сказал Гай.
Энн задумчиво посмотрела в потолок.
— Я не сторонница названий для домов. А может, мне не нравится название «Кристалл».
Гай почувствовал себя обиженным.
— Уж куда лучше, чем Элтон. Безвкуснее не придумаешь!
Гай взглянул на телефон в странном предчувствии, что он должен зазвонить. Он чувствовал легкое головокружение, словно принял какой-то легкий дурман, вызывающий эйфорическое настроение. Энн сказала, что это от высоты, на которой находится Мехико.
— Мне кажется, что я могу сегодня вечером позвонить Мириам, поговорить с ней и всё уладить, — медленно произнес Гай. — Такое ощущение, что я могу сегодня говорить убедительные слова.
— Вон телефон, — сказала на полном серьёзе Энн.
Пошло несколько секунд, и он услышал, как Энн вздохнула.
— Сколько времени? — спросила она, выпрямляясь. — Я обещала маме быть до двенадцати.
— Семь минут двенадцатого.
— Ты не хочешь есть?
Они заказали перекусить в номер. Им принесли яичницу с ветчиной неузнаваемого, ярко-красного, цвета. но вкус оказался, как они согласились, весьма приемлемым.
— Я рада, что ты приехал в Мексику, — сказала Энн. — Это когда я хорошо знаю что-то, а ты нет, и мне хочется, чтобы и ты знал. Только Мехико — это город не как остальные, — продолжала она, медленно расправляясь с едой. — Он оставляет по себе ностальгию — как Париж или Вена, и туда хочется снова приехать — независимо от того, что с тобой было в этом городе.
Гай нахмурился. Он побывал как-то летом в Париже и Вене с Робертом Тричером, канадским инженером. Оба переживали безденежье, и это были не те Париж или Вена, которые знала Энн. Он посмотрел на сладкую булочку с маслом, которую ему протянула Энн. Иногда ему хотелось познать вкус всего, что изведала Энн, узнать о всем, что было с ней в детстве.
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь «независимо от того, что со мной было в этом городе»?
— Я имею в виду — ты заболел там или тебя обокрали. — Она подняла на него глаза и улыбнулась. Но свет лампы, причудливо отражаясь в форме полумесяца в ее дымчато-голубых очках, придавали непонятную печаль ее лицу. — Это контрасты, но они-то и привлекают. Как люди, сочетающие в себе неимоверные контрасты.
Гай пристально взглянул на нее, на мгновение застыв с чашкой кофе в руках. Или в ее настроении, или в только что сказанном было что-то такое, что заставило Гая почувствовать себя приниженным.
— Прости, что нет во мне этих «неимоверных контрастов».
— Ой-ой-ой! — Энн залилась смехом, своим знакомым веселым смехом, который доставлял ему такое удовольствие — даже если она смеялась над ним, даже если не объясняла, почему смеется.
Гай вскочил на ноги.
— А как насчет пирога, а? Я сейчас, как джинн, достану пирог. Чудесный пирог!
Он достал из угла чемодана металлическую форму. До этого момента он даже не думал о пироге. Этот ежевичный пирог испекла ему мать. Он всегда хвалил этот пирог за завтраком.
— Энн позвонила в бар и заказала известный ей особый ликер. Он имел густо-красный цвет — под цвет пирога, — и был налит в рюмочки с ободком диаметром чуть ли не в палец. Официант ушел, и только они подняли рюмки, как зазвонил телефон — нервно и настойчиво.
— Мама, скорее всего, — предположила Энн.
Трубку взял Гай. Он вначале слышал далекий голос, разговаривавший с оператором. Затем этот голос стал громче, он звучал нетерпеливо и пронзительно. Говорила его мать:
— Алло!
— Здравствуй, мама.
— Гай, тут случилось кое-что.
— Что, мама?
— С Мириам.
— Что с ней? — Гай плотнее прижал трубку к уху и обернулся к Энн, и Энн заметила, как он изменился в лице.
— Ее убили, Гай. Вчера вечером… — У матери прервался голос.
— Что, мама?
— Это случилось вчера вечером. — Она говорила пронзительным тоном, но старалась сдерживаться. Такой тон Гай слышал до этого от нее раз или два в жизни. — Гай, ее убили.
— Убили?
— Что такое, Гай? — спросила Энн, вставая.
— Вчера вечером на пруду. Ничего не известно.
— Ты…
— Ты можешь приехать, Гай?
— Да, мама. А как?.. — спросил Гай с тупым видом, сжимая трубку, словно хотел выжать из нее старомодных форм дополнительные сведения. — Как?
— Задушена.
