— Мириам! — раздался голос Кэти.
Бруно вскочил и заковылял в центр острова, затем повернул влево, чтобы выйти к своей лодке. Достав платок, он стал тщательно стирать что-то с ладоней. Слюну Мириам. Потом он бросил платок на землю, но тут же поднял, потому что на нем была монограмма. Он способен мыслить в такой обстановке! Он превосходен! Дело сделано!
— Мириам! — повторил тот же голос с ленивым нетерпением.
А если он не прикончил ее? Эта мысль прозвучала в его мозгу, как выстрел, и он чуть не свалился на берегу. Легкий ветерок застал его у самой воды. Своей лодки он не видел. Он хотел взять первую попавшуюся лодку, но передумал, и затем в нескольких ярдах подальше увидел свою, лежавшую носом на бревнышке.
— Ой, так она без сознания!
Бруно отчалил от берега — быстро, но без спешки.
— Помогите кто-нибудь! — донесся до Бруно сдавленный женский крик. По… помогите!
Паника в голосе передалась и Бруно. Он сделал несколько коротких гребков, затем дал лодке скользить по темной воде по инерции. Чего он боится, ради Бога? Никаких признаков погони.
— Эй! — раздались новые голоса. — Господи, да она же мертва!.. Позовите кого-нибудь!..
Женский крик повис в вышине, и это стало красивым финалом. Так подумал Бруно со странной умиротворенностью и восхищением. Он подошел к причалу неспешно, пристроившись за другой лодкой. Так же неспешно, как он делал всё на свете, он расплатился с лодочником.
— …На острове! — услышал он еще один взволнованный и испуганный голос. — Говорят, мертвая девушка.
— Мертвая?
— Вызовите кто-нибудь полицию!
На причале раздался звук бегущих шагов.
Бруно ленивой походкой направился к выходу из парка. Слава Богу, в нем уже столько выпитого, что он может передвигаться не торопясь. Но трусливый, непреоборимый страх вырос в нем к тому моменту, когда он проходил через турникет. Пройдя, он резко обернулся. Никто даже не смотрит на него. Чтобы успокоить себя, он сконцентрировал мысли на том, что нужно выпить. У дороги стояло заведение с красными огнями, похожее на бар, и Бруно двинулся прямо туда.
— «Катти», — заказал он.
— Откуда ты, сынок? — спросил бармен.
Бруно взглянул на него. Два человека справа тоже посмотрели — на Бруно.
— Мне шотландского виски, — сказал Бруно.
— Здесь вокруг нет крепких напитков, парень.
— Что тут, часть парка что ли? — спросил Бруно чуть ли не в крик.
— В штате Техас не подают крепких напитков.
— Дайте тогда что-нибудь из этого. — И Бруно указал на бутылку хлебной водки, которую распивали мужчины за стойкой.
Один их них налил из своей бутылки и подвинул стакан Бруно:
— Пожалуйста. Если кто хочет выпить такой гадости, то прошу.
Жалко было смотреть, как опускается Техас, но приятно — ощущать его прелести. Бруно предложил заплатить, но мужчина отказался.
Раздался звук приближающихся полицейских сирен.
В дверях появился человек.
— Что там случилось? Дорожное происшествие? — спросил кто-то его.
— Я ничего не видел, — равнодушно ответил вошедший.
Бруно оглядел вошедшего, но ничто в нем не побуждало подойти к нему и поговорить.
Бруно чувствовал себя великолепно. Человек, сидевший рядом, настаивал, чтобы Бруно еще выпил. Поднимая стакан, он заметил полоску между большим и указательным пальцами. Эта была оранжевая помадя с губ Мириам. Бруно спокойно достал носовой платок и вытер. В темноте бара он сразу и не мог заметить. Бруно поблагодарил угощавшего его мужчину и вышел в темноту. Он шел по правой стороне шоссе и высматривал такси. На огни парка ему оглядываться не хотелось. Он даже не думал о нем. Прошел трамвай, и он побежал за ним. Ему понравился яркий интерьер трамвая, и он перечитал всю рекламу и объявления в вагоне. Через поход от него сидел дергающийся мальчик, и Бруно завел беседу с ним. Промелькнула мысль: а не позвонить ли Гаю и поговорить с ним? Но Гая наверняка не было в городе. Ему захотелось отпраздновать событие. Можно было снова позвонить матери Гая, но при повторном размышлении он отмел эту идею как неразумную. Одно омрачало сегодняшний вечер: он теперь долго не сможет увидеть Гая или хотя бы поговорить с ним или написать письмо. Гая вызовут на какой-нибудь допрос, не без этого. Но он, Бруно, был на свободе! Это удалось, удалось, удалось! В приливе радости он потрепал мальчика по волосам.
Мальчик на момент опешил, потом, оценив широкую улыбку Бруно, улыбнулся в ответ.
На вокзале он взял билет в спальный вагон на 1.30 ночи. Нужно было убить полтора часа. Всё шло отлично, и Бруно чувствовал себя как нельзя лучше. В аптеке при станции он купил шотландского виски и залил фляжку. Ему захотелось прогуляться мимо дома Гая и посмотреть, на что он похож, обсудил не торопясь сам с собой этот вопрос и решил, что можно. Он направился к человеку у двери, чтобы спросить направление — он понимал, что не следует ехать туда на такси, — когда понял, что ему нужна женщина. Ему нужна была сейчас женщина больше чем когда-либо в жизни, и этот факт удивительным образом обрадовал его. У него не было такого желания с момента приезда в Санта-Фе, хотя Уилсон и пару раз втягивал его в эти дела. Бруно развернулся и чуть не наткнулся на человека в дверях. Он подумал. что лучше спросить таксистов. Его аж трясло, так ему нужна была женщина! По выпивке так не трясло.
— Я не знаю, — ответил ему таксист с простым веснушчатым лицом, стоявший, опираясь на крыло своего автомобиля.
— Как это «не знаю»?
— Вот так и не знаю.
Разозленный Бруно перешел к другому. Другой таксист оказался более покладистым. Он черкнул Бруно адрес и пару имен на обороте визитной карточки компании, но, хотя это было и близко, везти его туда отказался.
Тринадцатая глава
Гай прислонился к стене рядом с кроватью в своем номере в «Монтекарло», наблюдая, как Энн перелистывает страницы семейного альбома, который он привез с собой из Меткалфа. Это были чудесные дни — последние два дня с Энн. Завтра он поедет в Меткалф, а потом во Флориду. Три дня назад пришла телеграмма от мистера Бриллхарта, в ней говорилось, что работа остается по-прежнему за ним. Шесть месяцев работы, а в декабре они начнут строить собственный дом. У него есть деньги на дом. И на развод.
— Ты знаешь, — тихо сказал он, — если бы у меня не было Палм-Бича, если бы я поехал завтра обратно в Нью-Йорк и работал там, то я и там имел бы кое-что.
Но он понимал и почти выразил ту мысль, что Палм-Бич давал ему кураж, толчок, волю и всё такое, без чего эти дни с Энн оставили бы в нем лишь чувство вины.
— Так тебе и не надо туда ехать, — сказала Энн, низко склонившись над альбомом.
Он улыбнулся. Он знал, что Энн не очень-то прислушивается к тому, что он говорит. И на самом деле то, что он говорил сейчас, не имело большого значения, и Энн это понимала. Он склонился вместе с ней над альбомом и называл ей людей, про которых она спрашивала, удивляясь с каким вниманием она просматривает обе стороны страниц альбома, составленного матерью. Альбом охватывал период его жизни с младенчества до примерно двадцати. Он улыбался на каждой фотографии. Копна черных волос была погуще, а лицо куда беззаботнее, чем сейчас.
