Еще ей даже в голову не приходило, что дети могут успешно справляться с такой тяжелой работой. Это было просто удивительно. В наше время дети, живущие в городах, почти перестали помогать взрослым. И когда Котани-сэнсей смотрела на маленьких Мисаэ и Тэцудзо, которые старались из всех сил, чтобы работать со старшими наравне, она готова была их расцеловать. 'Куда подевался тот замороженный мальчик, тот Тэцудзо, который в классе ничего и никогда не делал?' — думала Котани-сэнсей.
Несмотря на то, что осень уже подходила к концу, солнце жгло нещадно.
— Джун-тян, я совсем черная стала, да?
— Вовсе нет. А даже если и да, что ж такого?
— Ну, я же еще молодая все-таки.
— Вы боитесь, что вас муж любить перестанет?
— Да ну его, этого мужа, Джун-тян. Ты мне гораздо больше нравишься. Был бы ты взрослым, я бы за тебя замуж вышла.
— Вы это, сэнсей… Подлизываетесь, что ли? Чтобы я про старье кричал, да?
— Вот и нет! Я серьезно. Я бы и за тебя замуж вышла, и за Тэцудзо, и за Исао…
— Сэнсей, вы не слишком разогнались, а?
— Сэнсей, поговорите и с нами тоже! Чего вы все с Джуном разговариваете? — вдруг подала голос Мисаэ.
— А ты не завидуй! — со смехом ответил сестричке Джун.
Тэцудзо с безучастным видом молча толкал тележку. Рада самозабвенно носилась взад-вперед и время от времени звонко лаяла, поглядывая на Тэцудзо.
— Джун-тян.
— Что?
— Раз такое дело, давай пойдем куда-нибудь подальше от школы, где нас никто не знает. Там и покричим.
— Ну да, там, наверное, не так страшно будет кричать.
Миновав торговую улицу, они попали в район мастерских.
— Котани-сэнсей, посмотрите, вон там много жилых домов.
— Значит, туда и пойдем.
Они вышли на довольно широкую улицу, по обеим сторонам которой, вплотную прижавшись друг к другу, стояли многоквартирные коттеджи.
— Джун-тян, по-моему, это отличное место.
— Ага.
Джун наконец решился и закричал:
— Старье берем, покупаем. Старые газеты, журналы, рваная одежда!
Молодые мамаши с детьми на руках, о чем-то болтавшие у одного из домов, обернулись. Потом начали удивленно перешептываться.
Компания с тележкой и правда выглядела довольно странно: молодая девушка с нежной бледной кожей, рослый мальчик лет двенадцати и два чумазых ребенка лет семи.
Котани-сэнсей заметила все эти косые взгляды и перешептывания и ужасно смутилась. Она уткнулась глазами в землю и шла, не решаясь поднять головы. Мамаши заинтересовались еще больше и теперь не сводили с Котани-сэнсей глаз.
— Джун-тян, пойдем отсюда, — не выдержала Котани-сэнсей и быстро-быстро докатила тележку до конца улицы. От стыда ей хотелось провалиться сквозь землю.
Она достала носовой платок и вытерла пот с лица. Тот самый холодный пот, который прошиб ее несколько минут назад под взглядами праздных мамаш.
— Как бы я хотела превратиться сейчас в Раду, — вздохнула Котани-сэнсей.
— Сэнсей, не надо так говорить. Сейчас все будет хорошо, — попытался приободрить учительницу Джун.
— Вы стесняетесь, сэнсей? — спросила Мисаэ, заглядывая учительнице в глаза.
— Тэцудзо-тян, а ты тоже стесняешься?
Тэцудзо отрицательно покачал головой.
— Смотрите, сэнсей, никто не стесняется. Только вы. Со взрослыми все-таки ужасно тяжело.
Котани-сэнсей окончательно расстроилась, но потом собралась с духом, и тележка снова тронулась в путь.
— Джун-тян, давай теперь не кричать, а ходить по домам.
— Ну, давайте.
Они оставили тележку на углу и стали ходить от дома к дому.
— Извините, у вас не найдется старых газет или журналов? — спросила Котани-сэнсей, когда дверь перед ней распахнулась. Ей удалось сказать это без запинки, и она немного успокоилась. Но не надолго.
— Старье собираешь? Так заходи с черного входа, чего в парадную дверь лезешь?!
Котани-сэнсей, как ошпаренная, выскочила на улицу.
Ужас, ужас! Она снова покрылась холодным потом. Оказывается, старьевщики должны заходить с черного хода. Ну почему школьные учителя не знают элементарных вещей?
— Простите, я могу зайти?
— Чего тебе? — в дверном проеме показался мужчина в семейных трусах.
— У вас не найдется старых газет или журналов?
— Старьевщики, что ли?
— Да.
Конечно, она не старьевщик, но если каждому это подробно объяснять, то ничего не соберешь.
— В подполе есть бутылки. Можешь их взять.
В подполе была ужасная грязь. Но отказаться она уже не могла. Делать нечего: пришлось одну за другой извлекать из подпола бутылки. Котани-сэнсей запачкала и руки, и лицо, и одежду.
Когда она достала кошелек, чтобы заплатить мужчине за бутылки, тот сказал:
— Не надо. Я тебе их дарю. Ты еще такая молоденькая. И как это тебя угораздило на такую тупую работу устроиться? Неужели не нашлось занятия получше?
'Ну чего ты ко мне пристал?' — тоскливо подумала Котани-сэнсей, а вслух сказала:
— Я же не побираюсь. Возьмите деньги, пожалуйста.
На улицу она выскочила злая как черт.
'У-у, медвежатина! Придурок! Идиот! Чучело! Ошибка природы!' — мысленно ругалась Котани-сэнсей. Она начала понимать, почему сквернословят и хамят заводские дети.
Джун и Мисаэ тоже ходили по домам. И даже молчаливый Тэцудзо! Котани-сэнсей не верила своим глазам.
— Тетя, у вас нет старых журналов или газет? — вежливо спрашивала Мисаэ.
А Тэцудзо, просовывая в открывшуюся дверь голову, угрюмо говорил:
— Газеты.
— Какие еще газеты? — в замешательстве спрашивали его жильцы, выглядывая на улицу, и тогда он безмолвно показывал пальцем в сторону тележки.
'Надо же, — подумала Котани-сэнсей, — значит, вполне можно обойтись и одним словом'. Тэцудзо и тут делал все на свой лад.
Однако, как они ни старались, собрать почти ничего не удалось. В работе старьевщиков тоже есть свои тонкости. Там, где тебя не знают в лицо, вряд ли удастся так просто наполнить тележку. Настроение у всех испортилось, к тому же они еще и порядком устали.
Спустя некоторое время они вышли к пустырю, посреди которого лежала большая бетонная труба. Котани-сэнсей оставила детей около тележки, а сама сходила за фруктовым эскимо. Вернувшись и раздав всем мороженое, она села на землю и прислонилась спиной к трубе.
— Теперь отдыхаем, — сказала она.
