нервничал или стеснялся. Дело просто в том, что если Карл увидит Давида, то, скорее всего, просто высмеет его. Для него это будет не любовное приключение, а фарс. — Мете стало неприятно от собственных слов.
По лицу Рахель промелькнула тень, но о чем именно она подумала между этими двумя фразами, она предпочла оставить при себе. Вместо этого она поднесла ко рту чашку кофе и разочарованно вздохнула, потому что та оказалась пустой.
— Какая, однако, увлекательная история… — задумчиво сказала она. — Я люблю хэппи-энд, в этом отношении я очень старомодна. Но интересно, что Давид появился в галерее, чтобы подарить тебе картину, лишь неделю спустя.
Вместо ответа Мета примирительно улыбнулась. Теперь, когда она рассказала кому-то эту историю, та приобрела романтический оттенок. Потому что подарок бросал совершенно другой свет на ту единственную ночь. Если бы тогда все и закончилось, она ни в коем случае не рассказала бы ничего Рахель.
— Да, это действительно меня очень тронуло. Особенно потому, что я не ожидала увидеть его снова. Прощание на утро было очень поспешным.
— А как он вообще нашел тебя? Ты рассказала ему, что работаешь в этой галерее, или оставила визитку? — совершенно прозаичным тоном спросила Рахель, словно они говорили о результатах месячных расчетов.
— Нет, визитки не было. — Мета закусила губу, поглаживая растрескавшуюся деревянную раму. — По поводу ночи, как я уже сказала, у меня провалы в памяти. Но клянусь, говорили мы и вправду немного. Максимум парой фраз обменялись. И я даже не могу представить, что мы говорили о работе.
— Тогда этот парень должен быть очень находчивым, раз разыскал тебя. Может, он ждет от тебя чего-то подобного? В конце концов, он ведь не оставил номер телефона… да ничего.
— Вероятно, он исходит из того, что я помню, где он живет.
Плечи Меты поникли. Вообще-то она считала, что знает родной город вдоль и поперек, но в квартал Давида во время своих ночных вылазок она никогда не забредала. В его квартале съемные дома ютились вплотную друг к другу, бордюры тротуаров были в ужасном состоянии. Квартал, полный казарм. Совершенно невозможно сориентироваться там утром, после бесчисленного количества выпитых «Маргарит». Каким бы романтичным ни казалось все Мете еще только что, теперь она выглядела как в воду опущенной: она не сможет поблагодарить Давида за картину! И судя по взгляду, которым он одарил ее уходя, он наверняка не зайдет сюда еще раз.
Глава 8
Кухня дворца по своим размерам приближалась к кухне виллы крупного буржуа прошлого столетия, где могло расположиться множество слуг, готовых исполнять желания своих господ, и в которой можно было обедать за очень длинным столом. Сейчас ее предназначение было утрачено. В этой кухне находилась только ржавая газовая плита, и половина жильцов понятия не имела, как ею пользоваться, протекающая раковина и несколько столов от компании «Резопал», излучавших шарм большой столовой. Зато холодильник высотой с человеческий рост сиял, словно драгоценный камень из царской короны. Натанель как раз копался в его недрах, и то, что он обнаруживал, вызывало только утробное ворчание.
Давид остановился в дверном проеме, глядя на человека, одетого в потрепанную фланелевую рубашку, рабочие брюки и сапоги на шнуровке. Через какое-то время Натанель выпрямился и принялся рассматривать завернутый в упаковочную бумагу кусок мяса. Заметно хромая, он отступил назад, и дверца холодильника с шумом захлопнулась.
Натанель задумчиво взвесил мясо в руке и бросил взгляд на Давида.
— Как думаешь, сколько оно уже лежит здесь, в холодильнике?
— Ну, раз оно не выскальзывает само по себе из рук… — ответил Давид.
Поскольку он все еще продолжал стоять в дверном проеме и, похоже, не собирался его покидать, Натанель кивнул ему, давая понять, что он может подойти ближе. При этом седая прядь упала на его лицо, коснувшись ястребиного носа. В следующий же миг ее убрали за ухо.
Натанель ни в коем случае не был видным мужчиной: его лицо было чересчур изможденным, а губы — слишком тонкими. Зато кустистые брови торчали ежиком, оттеняя пронзительно-голубые глаза. Он был высоким, с широкими плечами, но при этом донельзя худым. Иногда Давид, сидя напротив него, думал о том, что лет через тридцать будет выглядеть, наверное, точно так же. Ну, не считая слегка обвислой левой стороны лица. Совершенно изможденным и в то же время готовым оказать сопротивление, словно дубленая кожа. Он никогда толком не знал, что делать с этой мыслью.
Из духовки Натанель извлек старую сковороду, потом поискал на полупустой полке спички или зажигалку, чтобы разжечь плиту. Требовательно взглянул на Давида, который присоединился к нему, соблюдая дистанцию в несколько шагов, но тот только пожал плечами.
— А где твоя маленькая болонка? Он еще дымит как паровоз.
— Янник выполняет кое-какие поручения для Амелии.
— Очень полезно, — проворчал Натанель.
Наконец он нашел спички в коробке из-под моющего средства. Только после нескольких неудачных попыток ему удалось зажечь спичку, потому что его левая рука все еще была парализована и толку от нее было мало. Тем не менее Давид не спешил предлагать ему помощь, для этого он слишком хорошо знал Натанеля. Они молчали до тех пор, пока тот не поджарил мясо и не съел его.
Давид смотрел в окно, хотя через гардину почти ничего не было видно. От усилий не думать ни о чем особенном у него вспотели руки, и он попытался незаметно вытереть их об джинсы. При этом он и не мечтал, что его нервозность ускользнет от Натанеля. Мужчина с ястребиным носом был правой рукой Хагена и во многих вещах разбирался лучше, чем все они, вместе взятые. Без сомнений, Натанель совершенно точно знал, что молодой человек от него что-то скрывает.
— Мне очень жаль, что я не навещал тебя в Рехе, — сказал Давид, когда Натанель отложил прибор и откинулся на спинку стула. — Но время пролетело настолько быстро, что я просто не успел.
