то решил вместо тебя спасти твое прекрасное лицо для потомков?
Он сердито уставился на нее, и ей пришлось призвать на помощь все свое мужество, чтобы выдержать этот взгляд.
— Если ты думаешь, что своими намеками сможешь вырвать у меня историю моего собственного перевоплощения, то ты ошибаешься, — неприступно заявил Адам, снова, спустя столько времени, надевая свою старую маску.
Больше всего ей хотелось ударить его.
— Как будто я уже тысячу раз пыталась и каждый раз оставалась в дураках! Почему бы мне, собственно говоря, не узнать эту историю? Может быть, это что-то вроде грязной тайны?
— Нет, но мне не нравится то, как ты меня об этом спрашиваешь. Ты злишься на этого проклятого Коллекционера за то, что он нас здесь запер и использует для собственного развлечения, но, в отличие от меня, не даешь волю злости, потому что его состояние вызывает у тебя сочувствие. Не важно, что ты об этом подумаешь, но я не встану на эту точку зрения, понимаешь? Я не позволю запирать себя. И не позволю считать себя дураком, черт возьми!
— Ты соглашался на перевоплощение? — спокойно спросила Леа.
Адам несколько раз прошелся взад-вперед — сейчас он действительно напоминал хищного зверя в клетке, который никак не может найти выход для агрессии. Он так крепко сжал губы, что они побелели, и она готова была к тому, что он в любой миг ударится головой об стену. Потом движения его замедлились, стали более плавными, и, наконец, он остановился вплотную к ней. В глазах его еще отражалась дикость, и Леа не была уверена в том, что это подавленное чувство не внушает ей еще больше страха.
— Нет, — сказал он. В его голосе слышались угрожающие нотки. Но ярость эта была направлена не против Леа, она предназначалась для кого-то другого. Несмотря на это, ей показалось, что перед ней стоит в некотором роде тот Адам, который в доме Этьена Каррьера грубо схватил ее и принялся угрожать. — Я так же мало соглашался на свое перевоплощение, как и ты — на свое зачатие. Кто бы ни создал меня, он реагировал на желание демона, который хотел вселиться в меня. Если находиться в таком противостоянии с демоном, как я, или так пестовать свою человечность, как делал Этьен, то желание демона будет резать, словно раскаленное железо.
Адам печально улыбнулся, одной рукой массируя затылок. Другая рука свободно висела вдоль тела, но ничто не смогло бы помешать ей внезапно вырваться вперед и коснуться плеча Леа. Ей даже почти захотелось, чтобы он сделал это. Но Адама сжигал гнев, угрожая прорваться через тонкий слой его самообладания.
Обеспокоенная девушка уже начала задумываться над тем, каким образом помешать ему сократить расстояние между ними, не вызывая при этом очередной вспышки гнева. Она не была уверена в том, что сможет вынести его прикосновение. Несмотря на то, что она приняла его темную сторону, однако прямое общение с ней вызывало в Леа чувство неуверенности. Не осознавая, что делает, она отступила на шаг.
И хотя Адам ничего не сказал, этот жест очень сильно обидел его. Он хрипло произнес:
— Кто бы ни был он, тот, кто превратил меня, он настолько быстро последовал желанию своего демона, что у меня не было возможности получить о нем более чем мимолетное представление. Очевидно, он не очень интересовался тем, что станет с его творением.
— Значит, это был он? — еле слышно спросила Леа. Она не знала, что и думать.
Адам кивнул, и, несмотря на окружавшие их сумерки, она увидела, что его щеки залились румянцем. Он закрыл глаза, а губы превратились в узкую щелочку. Она обеспокоено наблюдала за тем, как к нему возвращаются воспоминания, как всплывают старые обиды и устремляются в поток настоящего. Раздираемая желанием убраться от него подальше и глубокой потребностью пожалеть, она остановилась и не могла сдвинуться с места.
Охваченный яростью и печалью, Адам был пугающе красив. Что-то в нем засветилось, хотя это было скорее мрачное свечение, чем яркое сияние. И это свечение словно шелк легло на кожу Леа, окутало ее и очаровало манящей тьмой. Внезапно она почувствовала, что ей обещают: стоит сдаться, отказаться от свободной воли и инстинкта самосохранения. Пусть даже ценой станет собственная гибель, даже самый миг готовности отдаться стоит того.
Леа вздрогнула, осознавая, чем питается эта красота: на коже Адама демон водил хоровод, предвкушая предстоящее пиршество крови и насилия. Он воспользовался мгновением эмоционального хаоса, чтобы вынырнуть из глубин, в которых его обычно держала воля Адама. Теперь он подстрекал мужчину, обещая ему власть и победу над всем, на что он набросится. Тело Адама стало сценой для этого безымянного существа, и оно обращало к Леа свой прекрасный сияющий лик.
Впервые она поняла, почему столь многие поклонялись демону и приносили ему жертвы: на фоне мрачного великолепия этого властелина все остальное казалось не важным. Привязанная к человеческому телу божественность. Уже только за одну попытку подчинить себе это создание должно было следовать наказание. А противиться его желанию поселиться в новом храме было преступлением, за которое в этом мире достаточного наказания вообще не могло быть. Она уже готова была закричать и броситься на Адама, чтобы дать демону то, чего он так жаждал: свою кровь и свое тело, к которому тянулись все доступные ему чувства.
Но в этот миг Адам снова одолел демона, и безумное сияние, зажегшееся в глазах Леа, внезапно погасло. Она судорожно сглотнула и закачалась. У нее было такое ощущение, словно кто-то одним махом перерезал все тысячи нитей, за которые ее только что тянули изо всех сил.
Похоже, Адам чувствовал себя точно так же, потому что выражение лица у него было как у человека, только что очнувшегося от кошмара. Однако это говорило еще и о том, что победа над демоном мимолетна — словно тот отступил в свои подземелья и затаился там, в изгнании, ожидая подходящего момента, чтобы в один прекрасный миг вновь поднять знамя.
Леа чувствовала, что Адам жаждет тепла и понимания, но она молча отвернулась от него. Ей нужно было на какое-то время отстраниться, чтобы понять, способна ли она справиться с событиями последних часов.
Леа неуверенными шагами пересекла пещеру. Шла мимо расщелин — черных распахнутых зевов — и участков с опасными нагромождениями камней высотой в человеческий рост. Туда почти не проникал свет прожекторов, и видны были только зазубренные выступы, остальное тонуло в угрожающей тьме. Узкие ручейки пробивали себе путь среди шатких камней и трещин в скалах, исчезая в потрескавшемся полу. Непроходимое, гибельное место, зыбучие пески и шаткие сваи.
Наконец Леа обнаружила углубление в камне и опустилась в него. Подтянув ноги к животу, она положила голову на колени. С каждой минутой ей становилось все холоднее и холоднее. Затхлый воздух, пронизанный частичками каменной пыли, оседал на коже, и одежда постепенно тяжелела.
Ее глаза привыкали к темноте, а она тем временем ощупывала свою душу так, словно это была кружка, упавшая на пол. Девушка с удивлением обнаружила, что трещины оказались не настолько глубоки, как она опасалась. Очевидно, клин, вогнанный между ними решением демона и Адама убить Меган, оказался недостаточно силен, чтобы заставить ее отвернуться от него.
Внезапно из темноты вырисовался силуэт мужчины. Он бесшумно поднялся по осыпи. Леа вздрогнула — она чувствовала, что не готова к очередной перепалке. Когда он приблизился еще на шаг, лицо его обрело контуры. На них все еще лежала печать ярости, грозившая разорвать его изнутри, но вместе с тем в нем была потребность находиться рядом с Леа.
Чтобы не ослабеть окончательно, Леа пошла в наступление:
— Ничего не изменится в нашей ситуации, если ты убьешь Меган.
— Нет, правда? Мне кажется, ты кое-что упускаешь: ты видела Коллекционера, у него в буквальном смысле слова время убегает между пальцами. Хотя в тебе кроется решение проблемы, но с уничтожением Акиноры теперь невозможно быстро вырвать у тебя твою тайну. На самом деле ты для него представляешь столь же малый интерес, как и Меган. Иначе, зачем бы он запер тебя вместе со мной здесь, внизу? Охотник и добыча — тигр и котенок.
— Этого я не понимаю…
Адам резко расхохотался, скрестив на груди руки, словно пытался, таким образом, не дать себе рассыпаться.
