— Нет, нет, сынок, спать нам некогда. Я Калоту с малых лет знаю и могу тебе сказать — всем нам верная гибель, если мы не найдём выхода. А выход есть один — заставить Зверолова сказать всю правду.
— Да легче заставить змею яд выплюнуть, чем Зверолова правду сказать! — изумился юноша.
— А я всё-таки заставлю! — с угрозой произнёс Панакуди, и впервые лицо его стало злым. — Есть надёжное средство. Только мне понадобится твоя помощь.
— Всё сделаю, что ты велишь! Да разразит меня гром! — поклялся юноша.
— Тогда слушай, — зашептал Панакуди. — Есть у меня чудодейственный корень. Стоит человеку проглотить хоть крупинку этого корня, не больше горошины, как он начинает говорить одну только чистую правду, и длится это три дня и три ночи.
— Почему ж ты не дашь отведать этого корня нашим односельчанам? — удивился Сабота. — Пускай бы все и всегда говорили правду!
— При таком жестоком и глупом боярине, как наш Калота? Упаси нас небо! — Панакуди даже руками всплеснул. — Дам я корень, к примеру, Козлу. Он в глаза назовёт Калоту кровопийцей и угнетателем, Гузку — подлецом и подлизой, Главного Прорицателя — вруном и обманщиком. Что тогда будет? Беднягу кинут на растерзание псам, и на свете станет одним хорошим человеком меньше.
— Это верно, — согласился Сабота. — Но тогда мы можем…
— Молодец, сынок! Я знал, что сразу смекнёшь! — Старик одобрительно похлопал Саботу по плечу. — Да, мы можем употребить этот корень против наших врагов! Ах, сколько раз подмывало меня сделать это, когда я видел, какие бесчинства творит Калота и его советчики! Сколько раз! — с глубоким вздохом произнёс Панакуди. — Но всегда откладывал это на более тяжкие времена. Теперь эти времена настали. Теперь пора. И начнём мы со Зверолова.
— Не откладывая! — Сабота вскочил, глаза у него засверкали.
— В одном загвоздка, — сказал Панакуди. — Как заставить Зверолова проглотить этот корень?
— С молоком! — осенила Саботу счастливая мысль. — Ведь козопас каждое утро ставит у Зверолова под дверью ведро с козьим молоком. Кинуть туда несколько крупинок — и готово дело!
— Умница! Видать, и ту штуку с драконом ты придумал не случайно. Голова у тебя здорово варит! — снова похлопал его по плечу Панакуди. — Вот тебе корень. Беги спасай врагов Калоты.
Сабота взял мешочек с толчёным чудодейственным корнем и пошёл к двери, но потом вернулся и почтительно поцеловал старику руку.
— Постой! — спохватился Панакуди. — Из-за этого Зверолова я не спросил тебя насчёт дракона… Когда?
— Когда кончим наше дело со Звероловом.
— Правильно! — Старик обнял юношу, потом подтолкнул к двери: — Торопись, сын углежога, и да помогут тебе громы небесные!
Глава десятая
Чудодейственный корень деда Панакуди
Сабота вышел от деда Панакуди уже под утро. Обычно в этот час возчики доставляли в боярскую крепость парное молоко в козьих бурдюках. В крепость, само собой разумеется, их не впускали. Они сгружали бурдюки перед высокими крепостными стенами и выливали молоко в деревянные чаны, откуда оно по желобам стекало внутрь, в крепость. А там любой приближённый боярина, любой стражник или боярский слуга только отвернёт кран — и пей сколько влезет.
Сабота подошёл к дому Зверолова незадолго до приезда возчика и сразу понял, что дело ему предстоит не лёгкое: двор Зверолова был обнесён высоким забором, ворота — на запоре. Кроме того, по двору разгуливали три собаки. А ведро стояло по ту сторону ворот…
Пока юноша раздумывал, как ему поступить, послышалось звяканье медного колокольца, и появился козопас, который привёз Зверолову на завтрак козье молоко. Сабота притворился, будто вынимает из пятки занозу.
— Помочь, что ль? — с подкупающей улыбкой спросил он козопаса, когда тот подъехал ближе.
— Помоги, коли охота, — согласился тот.
Молоко было в двух бурдюках, заткнутых пробками. Козопас стал сгружать один бурдюк, а Сабота, делая вид, будто сгружает второй, ловко вытащил пробку и кинул внутрь горсточку растёртого корня. Потом так же незаметно водворил пробку на место и продолжал помогать возчику, улыбаясь самой невинной улыбкой — дескать, «я не я и лошадь не моя».
Возчик дёрнул спрятанную за доской верёвку, ворота открылись, и Сабота своими глазами удостоверился, что молоко из обоих бурдюков вылито в ведро. Юноша дождался, когда возчик закроет ворота, сядет верхом на осла и, попрощавшись, повернёт назад, в горы.
Только он отъехал, Сабота влез на дикую грушу, которая росла у дороги, и притаился в ветвях.
Долго ждать не пришлось: сначала послышался громкий, протяжный, как у медведя, зевок, потом дверь дома с шумом распахнулась, и во дворе появился Зверолов собственной персоной. Протерев глаза и увидев, что уже светло, Главный Охотник торопливо вернулся в дом и ещё торопливей вышел снова с луком и стрелой в руках. Он натянул тетиву, и стрела с пронзительным свистом взметнулась к небу. Свист не прекращался до тех пор, пока она не упала, и Сабота подумал, что это, должно быть, сигнал «сбор». Он ещё глубже забился в листву, но всё-таки успел заметить, как Главный Охотник подошёл к ведру, поднял его и стал жадно пить. Юноша радостно улыбнулся. Теперь ему больше нечего было тут делать. Он слез с дерева и сперва пошёл крадучись, а потом помчался со всех ног к деду Панакуди.
Солнце в тот день всходило сонное, багровое, огромное и, едва открыв глаза, увидело ужасное зрелище: десять стражников окружили дом Джонды, а двое других ворвались внутрь, схватили девушку, связали и повели на площадь перед боярской крепостью. Джонда от неожиданности не проронила ни звука, но вопли её младшего братишки всполошили селение. Из соседних домов выскочили неумытые, нечёсаные, заспанные люди и, увидев, что происходит, с криками и бранью бросились вслед за стражниками.
Услыхав шум, выглянул в окно своего замка боярин в ночной рубахе из тонкого полотна. Он увидел не только возмущённых крестьян: с дальнего конца селения чётким шагом приближались охотники во главе со Звероловом. Глаза боярина радостно блеснули. Он хлопнул в ладоши и весело крикнул:
— Подать мои золотые доспехи и сапоги со звончатыми шпорами!
Слуги вмиг исполнили повеление, и боярин начал не торопясь облачаться — он не сомневался в том, что Зверолов всё сделает в точности так, как приказано.
Если кто в то утро и торопился, так это Панакуди. Услыхав крики и шум, он сразу сообразил, что произойдёт, когда охотники тоже явятся на площадь, и кинулся скорей обуваться. Но впопыхах правую царвулю надел на левую ногу, а левую на правую. Переобуваться было некогда, и он выскочил за порог. Сабота бросился за ним.
— Дедушка, могу я чем-нибудь помочь? — спросил он старика, видя, что тот задыхается от быстрой ходьбы.
— Беги на площадь! — шепнул ему Панакуди. — Сыщи Козла и Двухбородого. Скажи, чтоб велели всем молчать. До моего прихода пусть никто не раскрывает рта. А если уж станет совсем невтерпёж, пусть говорят только «Добро пожаловать!» или «Что делать думаете, друзья дорогие?»
Шустрый, быстроногий Сабота не побежал, а полетел, и вскоре слова деда Панакуди — от одного к другому, от другого к третьему — стали известны всем. Толпа смолкла.
В ту же минуту на площадь вступили вооружённые до зубов охотники во главе со Звероловом. Он шёл, крепко сжимая в руке меч, выискивая взглядом, с кем затеять ссору, чтобы вслед за тем начать драку, как велел Главный Прорицатель. Потому что Главный Прорицатель заставил Зверолова трижды повторить: «Сначала — ссора, потом — драка. Сначала затеять ссору. Любым путём».
И вот теперь он шагал через толпу крестьян, грубо толкаясь, наступая на ноги своими подкованными сапожищами, нагло глядя в глаза, называл крестьян «пентюхами», «деревенщиной», а они, вместо того
