казалось старым и утомленным. Конечно, это могло быть связано с последствиями длительного пьянства. Или же с тоской, уже давно поселившейся в его душе.
— Я поступил правильно? — спросил Тунгдил у зеркала.
Ему подумалось, что он как-то слишком уж часто стал разговаривать со своим отражением.
— Ты там бродишь во сне? Или уже проснулся, книгочей? — Боиндил приподнялся в кровати, опираясь на локоть. — Что случилось? Птички распелись?
Тунгдил повернулся к другу.
— Вставай, Боиндил. Нужно поговорить.
Равнорукий начал одеваться, при этом внимательно слушая рассказ Тунгдила.
— Все решится на сегодняшнем совете. Я хочу попросить тебя присматривать за Эсдаланом. Защищай его от эльфов, не отвлекаясь на меня.
Бешеный пригладил рассыпавшиеся по плечам черные волосы. Они еще недостаточно отросли, чтобы можно было заплести косы, потому гном носил их распущенными.
— А почему ты не пригласил меня на встречу? — немного разочарованно поинтересовался он. — Что я такого сделал? Почему ты мне больше не доверяешь?
— Я не подумал об этом… — немного опешил от этих слов Тунгдил. Он попытался объяснить хотя бы себе, почему так поступил, но в голову ничего не приходило. По крайней мере такого, что он мог бы сказать Боиндилу.
— Это все из-за Годы, да? — Бешеный уже успел сделать соответствующие выводы. — Ты ей не доверяешь и боишься, что я все ей расскажу. Думаешь, она шпионка гномоненавистников? — Обувшись, чернобородый сел на кровати и оперся локтями на колени. — С той ссоры на хуторе наша дружба треснула. Все уже не так, как было в самом начале наших приключений, книгочей. И я постоянно думаю о том, кто же из нас изменился настолько, что такое могло случиться.
— Мы оба изменились, Боиндил. — Подхватив табурет, Тунгдил уселся напротив друга. — Ты подарил свое сердце гномке, о которой нам обоим ничего не известно. Возможно, она преследует какие-то свои зловещие цели. Ты не замечаешь того, что отношения с ней могут представлять для всех нас угрозу, а я, вероятно, слишком мнителен. — Златорукий печально улыбнулся. — Да и ты не одобряешь того, что я влюбился в Зирку.
— Значит, это бабы во всем виноваты, — ухмыльнулся Боиндил. — А мы, выходит, ни при чем. Впрочем, бабы всегда во всем виноваты. Коварные они существа.
— Мне кажется, ты немного упрощаешь, — рассмеялся Тунгдил, но тут же вновь погрустнел. — Понимаешь, Боиндил, я недоволен своей жизнью. Я не чувствую себя счастливым. Нет в Потаенной Стране ни одной общины, где я был бы на своем месте. Я чужой и среди гномов, и среди людей.
— Ты покинешь Потаенную Страну с подземными, я знаю.
— Но откуда…
— Ты книгочей и ученый, Тунгдил. Ты просидел пять солнечных циклов в штольнях Лот-Ионана, изнывая от скуки. Я знаю, ты пытался вести спокойную размеренную жизнь. Ради Балиндис. Но твоей душе это чуждо. Ты не можешь так жить. Тебе нужно познавать что-то новое.
Златорукий удивленно посмотрел на Боиндила. Его другу удалось точно описать все, что он чувствовал.
— А теперь ты ввязался в новое приключение с Бессмертными и надеешься покинуть Потаенную Страну, выйдя за пределы, установленные для нас Враккасом. — Бешеный улыбнулся. — Не знаю, что ты за гном, Тунгдил, но Враккас не даровал тебе укорененности — во всех смыслах этого слова. Не даровал он тебе и некоторых других черт, что мы привыкли подмечать в детях Кузнеца. — Боиндил кивнул. — И это неспроста. Ты завязал отношения между Свободными и клановыми гномами, ты примирил Третьих с другими племенами. Потаенная Страна, какой мы ее знаем, исчезла бы, если бы не ты. — Хлопнув друга по коленке, Равнорукий поднялся. — Обычный клановый гном никогда бы не справился с этими задачами. Враккас создал тебя таким, чтобы в племенах не возникало застоя, понимаешь? И таким ты и должен оставаться, книгочей. Я сумею примириться с этим, пусть и не сразу. Потому я прошу тебя о терпении. Ты же знаешь, я люблю поворчать. Но что бы ни случилось, я твой друг и всегда им останусь. — Боиндил протянул ему руку. — Если, конечно, ты этого хочешь.
— Ну как я могу отказать такому ворчуну? — Тунгдил пожал руку, и друзья обнялись.
Гномы радовались откровенному разговору, который разрушил стену отчуждения, выросшую между ними.
— Раз мы прояснили этот вопрос, давай пойдем и посмотрим, как ушастые отреагируют на обвинения Эсдалана. — Боиндил просиял, закидывая на плечо вороний клюв. — Ох, это же я могу теперь называть их ушастыми! Это ведь не те эльфы, с которыми нам нужно дружить. — Он направился в соседнее отделение шатра, отгороженное холщовой ширмой. Там спала Года. — Ты себе даже не представляешь, насколько прекрасно иметь возможность произносить это слово! Ушастые, ушастые, ушастые…
Тунгдил принес друзьям обильный завтрак и молча принялся есть, наблюдая за тем, как Боиндил готовит ученицу к предстоящему совету. Гномка заметила, что учитель постоянно косится на Златорукого. Наконец она не выдержала и повернулась к Тунгдилу.
— Что мне сделать, чтобы убедить тебя в честности моих намерений? — прямо спросила Года. — Дай мне какое-то задание, чтобы проверить меня, потребуй, чтобы я принесла тебе какую-то клятву… Я хочу, чтобы ты доверял мне, как верит мне твой друг.
— Мне ничего не нужно от тебя, Года, — возразил гном.
— Я хочу развеять твои сомнения, — настаивала Третья. — Мы оба из одного племени, и ты прекрасно понимаешь, каково это, когда тебе не доверяют.
Тунгдил не стал говорить ей об идее Гандогара вновь объединить Третьих в одно племя.
— Да, мне это известно. — Гном вспомнил, как его отверг клан Балиндис. — И мне самому не нравится то, что приходится с опаской относиться к тебе. Но на меня возложена ответственность, и я должен оставаться осторожным. Если бы ты была шпионкой гномоненавистников, то могла бы натворить много бед, узнай ты что-то лишнее.
— Значит, мне никогда не развеять твои сомнения? — с вызовом посмотрела на него гномка.
— Тебе удалось переубедить моего лучшего друга, Года. Мне просто нужно время, чтобы поверить тебе.
— Не все девушки племени Третьего такие, как Мюр, — сорвалось с ее губ.
Тунгдил вздрогнул.
— Да, не все, — прошептал он и вышел из шатра.
В лучах восходящего солнца Златорукий отправился по холмам и, наконец, взобрался на самый высокий из них. Запыхавшись, он шлепнулся на посеребренную росой траву.
Внизу раскинулись шатры, над кострами в походных кухнях поднимался дымок. Войско просыпалось, новый день пришел в Потаенную Страну.
Наверное, и Балиндис в Серых горах уже потягивалась в кровати. Она смотрела на Глаимбара и думала о Тунгдиле, проклинала его, гнала любовь из своего сердца, но понимала, что у их отношений не было будущего. По крайней мере, Тунгдил надеялся на то, что она это понимает.
Сорвав пару травинок, гном рассеянно покрутил их в руках. Как сложатся отношения с Зиркой? Может быть, ей суждено стать очередной гномкой, которую он разочарует?
Погрузившись в печальные раздумья, Златорукий просидел на холме до тех пор, пока солнце не начало пригревать. Послышались звуки фанфар — правителей сзывали на совет. До шатра, где проводились совещания, было довольно далеко, и Тунгдил опоздает, но ему было все равно. Без него не начнут…
— Враккас, помоги мне, — взмолился гном, поднимаясь на ноги.
Отряхнув росу с кожаных штанов, Тунгдил направился вниз с холма. Легкий ветерок холодил лицо, лучи солнца нежно гладили его щеки.
Сам не зная почему, Златорукий посмотрел на север и вдруг увидел широкую колонну солдат, двигающуюся по холмам Идомора. Огромное войско направлялось к Тоборибору, и его авангард был уже в десяти милях отсюда.
«Убариу», — догадался Тунгдил. Зундалон провел свою армию через королевство Четвертых,
