Уилл обернулся: в дверях стояла пыншотелая помпезная дама, закутанная в облака белого муслина (хотя, по мнению Уилла, ей гораздо более подошли бы лиловый, малиновый или ярко-синий цвета). Она стояла с таинственной улыбкой, опираясь рукой о косяк; коричневые пальцы были унизаны драгоценностями. Так великая актриса, знаменитая дива, замирает недвижно при первом выходе, пережидая аплодисменты своих обожателей.
Чуть позади дамы, терпеливо дожидаясь своей реплики, стоял высокий мужчина в сизовато-сером дак- роновом костюме, – коего Муруган приветствовал как мистера Баху. Не выходя из-за кулис, мистер Баху молча поклонился. Муруган обратился к матери.
– Ты пришла сюда пешком? – недоверчиво и с заботливым восхищением спросил он. Подумать только – идти пешком! Да она настоящая героиня! – Весь путь?
– Весь путь, дитя мое, – отозвалась дама с игривой нежностью. Блистающей драгоценностями рукой она обняла стройного юношу и прижала к пышной материнской груди, утопив в складках белого шелка.
– Мне было Повеление.
Рани, заметил Уилл, обладала манерой произносить слова, которые ей хотелось подчеркнуть, как бы с заглавной буквы.
– Внутренний Голос сказал мне: «Иди и навести Незнакомца, который находится у доктора Роберта. Ступай!» «Как? Прямо сейчас? – возразила я. – Malgre la chaleur [4] ?» Чем вывела его из терпения. «Женщина, – сказал он. – Придержи свой глупый язык и делай, что тебе сказано». И вот я здесь, мистер Фарнеби.
Простерев к нему руки, благоухающие сандаловым маслом, она подошла к постели. Уилл, склонившись над пальцами в перстнях, пробормотал что-то вроде: «Ваше высочество…»
– Баху! – окликнула рани своего спутника, пользуясь царской прерогативой обращаться запросто, по фамилии.
Дожидавшийся своей очереди эпизодический актер вышел на сцену и был представлен как Его Превосходительство Абдул Баху, посол Рендана.
– Абдул Пьер Баху – car sa mere est parisienne [5]. Но, живя, в Нью-Йорке, он овладел английским.
Уилл, пожимая руку послу, заметил, что он похож на Савонаролу – но Савонаролу с моноклем и портным на Савил Роу.
– Баху, – сказала рани, – это Мозг полковника Дайпы.
– Ваше высочество, позвольте заметить, что вы добры ко мне, но едва ли справедливы к полковнику.
Любезность мистера Баху – и в речах, и в манерах – удерживала его на грани ироничности: жалкая пародия на учтивость и самоуничижение.
– Мозг, – продолжал он, – должен находиться там, где ему и надлежит быть: в голове. Что же касается меня, я являюсь всего лишь частью симпатической нервной системы Рендана.
– Et combien sympathique! [6] – сказала рани. – Кстати, мистер Фарнеби. Баху – один из Последних Аристократов. Видели бы вы его поместье. Это «Тысяча и одна ночь»! Стоит лишь хлопнуть в ладоши – и тут же подскакивают шестеро слуг, готовых выполнить любое ваше приказание. Если у вас день рождения, в саду устраивают fete nocturne [7]. Две тысячи слуг с факелами! Музыка, прохладительное, танцовщицы… Жизнь Гарун-аль-Рашида, но с поправкой на современность.
– Звучит довольно заманчиво, – сказал Уилл, вспоминая деревушки, мимо которых они с полковником Дайпой проезжали на белом «мерседесе»: убогие мазанки, грязь, больные офтальмией дети, тощие собаки, женщины, согнувшиеся в три погибели под тяжестью ноши.
– А что за вкус, – не умолкала рани, – что за богатство воображения! Но главное, – она понизила голос, – какое глубокое, неиссякаемое Чувство Божественного!
Мистер Баху склонил голову, и воцарилось молчание. Муруган тем временем пододвинул стул. Даже не оборачиваясь, в царственной уверенности, что каждый готов предупредить любую неприятную случайность, которая бы угрожала ее достоинству, рани опустилась на стул всей величественной тяжестью своих ста килограммов.
– Надеюсь, мой визит не обеспокоит вас, – сказала она Уиллу. Уилл заверил ее, что вовсе нет; однако она продолжала извиняться.
– Мне следовало бы предупредить вас, – говорила она, – попросить позволения прийти. Но Внутренний Голос сказал: «Иди немедленно». Почему? Сама не знаю. Но, не сомневаюсь, мы выйдем на верную тропу.
Рани внимательно поглядела на Уилла огромными, выпуклыми глазами и загадочно улыбнулась.
– А теперь, прежде всего, как вы себя чувствуете, дорогой мистер Фарнеби?
– Как видите, мадам, весьма неплохо.
– Правда?
Глаза навыкате всматривались в его лицо так пристально, что Уилл поневоле почувствовал смущение.
– Я вижу, вы из тех, кто и на смертном одре героически заверяет друзей, что все в порядке.
– Вы мне льстите, – сказал Уилл. – И все же, смею утверждать, со мной действительно все в порядке. Хотя, конечно, это так удивительно, что кажется едва ли не чудом.
– Да, чудом! – подтвердила рани. – Именно так я подумала, услыхав о вашем спасении. Это чудо.
– Если повезет, – Уилл снова процитировал «Нигдею», – Провидение оказывается на вашей стороне.
