По профессии Казбеков был хирургом, хотя в детстве мечтал стать инженером-электриком — хотел нести людям свет и электрифицировать отдаленный горный аул, в котором жили его дедушка и бабушка. Но его папа-хирург настоял на мединституте, а против отца уважительный Шахмар пойти не смел. К четвертому курсу преподаватели переименовали имя Шахмар в Кошмар и предрекали ему тюрьму после первой же самостоятельно проведенной операции. В тюрьму Шахмар не хотел, поэтому стал комсомольским активистом. Он сделал блестящую партийно-административную карьеру и стал главным врачом Грозненской горбольницы. Теперь он вполне соответствовал значению своего имени — справедливый правитель. Дело свое любил, и персонал его обожал. И даже когда в девяностые над Грозным сгустились военные тучи, ни о каких переездах слышать не хотел. До бомбежки 1998 года.
Когда начались «контртеррористические» операции, в больницу хлынул поток раненых. В первую очередь оперировали детей и женщин. Хирурги и операционные сестры валились с ног, но не прекращали работать даже во время бомбежек. Шахмар вошел в операционную, намереваясь подменить одну из сестер, молоденькую девочку, которая от изнеможения роняла инструменты. «Что-то мне нехорошо», — произнес хирург Михайлов, положил скальпель, шатаясь, вышел в коридор и побрел к ординаторской. Через пару минут из-за закрытой двери операционной Казбеков услышал взрыв, дверь сорвалась с петель и полетела прямо на него. Лампы над операционным столом погасли. Зато из дверного проема хлынул солнечный свет — за дверью зияла пустота… Такая же пустота зияла на месте фамильного дома Казбековых, до которого Шахмар Султанович добрался после эвакуации уцелевших больных и медперсонала. Хорошо, что сыновья к тому времени уже прочно осели в Москве…
Так вот, в три часа двадцать минут после полудня Шахмар Султаныч появился в девятой секции со стороны лифтов с аптечкой в руках. Навстречу ему ехал на своей поломойке Владимир Владимирович. Встретились они у тела Тимона.
— Тривиальный обморок, — констатировал Султаныч после беглого осмотра. — Давай, тащи его вот сюда, на лавочку, — скомандовал он полотеру.
Уложив легковесную звезду на дерматиновую обивку лавки и сняв с него мотоциклетную каску с рогами антилопы, главврач смочил нашатырем ватку и сунул ее под нос пострадавшего. Тимон очнулся и тут же впал в истерику, изрыгая проклятия в адрес вандала. Султаныч протянул ему пузырек с валерьянкой. Бухтияров выпил его одним махом и моментально успокоился.
— Я знаю, кто это сделал, — твердо сказал он.
— Ну, по-моему, моя миссия закончена, — пришел к выводу главврач. — Вызывай ментов, — посоветовал он Тимону.
— Нет, я лучше сначала сделаю звонок другу, — решил тот.
— Хозяин — барин, — пожал плечами Султаныч и удалился в сторону насосной.
Путяновская поломойка хвостиком последовала за ним, оставляя за собой на полу влажный след.
13 апреля, 15 час. 30 мин
Следопыт Загребчук
Леонид Сергеевич Загребчук был ментом, то есть когда-то был ментом на службе у государства. В молодые годы. Ушел по собственному желанию. Создал фирму по безопасности и контрбезопасности. Успешно оказывает соответствующие услуги заинтересованным гражданам. Именно его номер набирал сейчас сильно расстроенный, но собравший всю волю в разрисованный кулак Тимофей Бахтияров. «Леня, это я. Кто я? Я, Тимон. Не узнал? Плохо слышно? Я из паркинга звоню. Дело есть. Ты дома? Можешь спуститься? Я тут на твоей лавочке сижу».
Леня не заставил себя ждать. Он выскочил перед Тимоном из бокового прохода, как черт из мешка достопочтенной Солохи, в свитере на голое тело и шлепанцах на босу ногу. «Вот, пригодился мой кухонный уголок, — удовлетворенно сказал он. — А то достали меня эти общественники из ТСЖ: убери эти дрова советского покроя, пожарная безопасность, предписание. А где вот присесть, поговорить? Так что случилось?»
Ничего не ответил ему Тимофей, лишь рукой махнул в сторону раскуроченных мотоцацок. Слезы вновь подступили к горлу. Леня осмотрел место преступления, сделал подробные фото на мобильный телефон и присел рядом с Бухтияровым.
— Кого подозреваешь?
— Кислицкий это. Точно он.
— Откуда знаешь?
— Мы с ним вчера вместе работали на корпоративе «Воч-ойла», в их клубе, ну, в «Фасизе». Договорились с организаторами, что заплатят наликом. А эти дебилы приходят в конце за сцену и прямо прилюдно выдают: ему — три пачки, а мне — пять. Его аж перекосило: как это так! Крутиться, говорю, дорогой, надо шустрее, и у тебя пять будет. Я ж не виноват, что у меня рейтинг выше.
— От меня чего хочешь?
— Кислицкий сейчас в аэропорт едет со своей Ксюхой, на Маврикий собрался, пузо погреть. Вчера хвастался. Платили нам деревянными, рублями то есть; вряд ли он успел их в банк отнести. Дома в сейф положил, скорее всего. Сейф у него в спальне, за зеркалом. Ты ведь знаешь людей, которые в деньгах нуждаются. Так расскажи им — пусть возьмут.
— Ну, допустим, знаю. Что заплатишь?
— Ну ты, Леня, не наглей. Долю тебе нуждающиеся заплатят.
— А если не выгорит? А я усилия прилагал! Тебе ж пять пачек заплатили — полпачечки мне, десять агентских процентов! Ну и предоплатой браслетик твой с инициалами, я дочке отдам, она в классе будет хвастаться, что это ты лично с руки снял и подарил. А ты, если что, подтвердишь. В ее классе все от тебя прутся.
— А от Кислицкого?
— От Кислицкого не прутся. Старпер, говорят, не катит…
Тимон просиял.
— Вот я и говорю — за молодыми правда!
Он снял с руки браслет, положил его в протянутую руку Загребчука и пошкандыбал петляющей походкой в сторону своих автомобилей, размышляя, на какой же машине ехать к доктору Лору.
Загребчук выждал, пока Тимон сядет в траурно-черную гоночную «ауди» и отчалит с места действия. И тут же набрал номер Кислицкого.
— Волик? Это Леня. Какой Леня? Загребчук! Плохо слышно? Ну так напряги слух. Ты сейчас где? В аэропорту? Ну, сдавай билеты и к ночи будь дома. Мне тут мои ребята подсказали — квартирку твою почистить хотят. Вчера тебе отбашляли, так? Заплатили деревянными. А сегодня ты выспался и в аэропорт, так? Младенцу ясно — деньги должны быть в доме. Понятно, что они в сейфе. И где сейф понятно — за зеркалом. Откуда знаю? Я, Волик, знаю. Так что ты уж подумай — может, лучше вернуться, деньги пристроить, а потом загорать? Заодно и цацки по квартире собери. В ячейку в банке сдай и езжай себе загорать. Ну, от тебя благодарность жду. Да сколько не жалко. Пять процентов от возможных потерь — по-моему, было бы по-пацански. Ну, обнимаю.
Отключившись, Загребчук снял шлепки и с удовольствием почесал пятки о ножку скамейки. Потом встал, подошел к своему «бумеру» и похлопал его по блестящему корпусу. «Ну что, дружок, заработал тебе на новые колеса. Ну и себе кое-что останется». И отправился восвояси, довольно насвистывая: «Не кочегары мы, не плотники, но сожалений горьких нет как нет…».
13 апреля, 15 час. 45 мин
Вещунья Пелагея
Пелагея смирно сидела в зиндане под днищем быстроногого, но годами бездвижного «феррари». Она
