приберегалось только для богатых, для тех, кого поддерживала власть тиранов? Мы непременно добьемся того, чтобы обрести счастье мог каждый, независимо от происхождения!
Джек вздохнул.
— Боюсь, Луиза, что вы будете добиваться счастья для себя за счет других.
Она протянула к нему руку.
— Нет, Джек. Новый мир, который мы стремимся построить, основан на новых принципах. Я же слышала, как ты сам с пылом говорил о свободе, о том, как стремилась к ней твоя мать. Зачем же отвергать истины, к которым призывает тебя голос крови?
— Ты сама не понимаешь, о чем меня просишь.
Он встал и поднял свой красный мундир.
— Ты хотела бы, чтобы я отказался от других истин и от голоса другой крови. Навлек бесчестье на этот мундир. На само имя Абсолюта. Чтобы я отказался и от родового имени, и от родового гнезда. Чтобы наплевал на все, что связывало меня с генералом Бургойном.
Он нервно мял между пальцами красное сукно.
— Я поклялся ему, что увижу тебя мертвым, «Диомед», — продолжил Джек, втискивая руки в рукава. — Ты просишь меня отказаться от самой моей жизни.
— От одной жизни! Но у тебя есть другая. Я видела тебя в лесу, видела, как ты любишь эту землю. И у тебя есть другое имя — разве ты не Дагановеда из могавков? Здесь найдутся земли, которые только и ждут такого человека, как ты. Эти новые владения больше, чем весь Корнуолл. Что касается семьи, ты мог бы завести другую семью... здесь.
Она прижала кулачок к груди.
Он уставился на нее. Слова Луизы снова и снова звучали в его голове. Ему требовалось уйти — хотя бы для того, чтобы обдумать случившееся и найти верные ответы на все эти, такие нелегкие вопросы. Что будет чрезвычайно трудно. У него самого возникали вопросы, все новые и новые.
— Знаешь, я ведь проследил за тобой и Андре до гостиницы.
Она поплотнее запахнула одеяло.
— Когда? Сегодня?
Он кивнул.
— На нем был черный плащ.
— Это... это был не Андре. Это был другой агент.
— 'Катон'?
Глаза Луизы сузились, но лишь на мгновение, и Джек заметил это лишь потому, что рассматривал ее почти вплотную. Потом на ее лице появилось недоуменное выражение.
— Кто?
— Брось, Луиза. То первое послание, которое я расшифровал в Квебеке. Оно предназначалось для «Диомеда». Тебя! И ты, несомненно, получила один из дубликатов, ибо твой номер — шестьсот сорок два — ясно указан в твоем дневнике. Но в этом послании говорилось о твоем руководителе, чьи распоряжения тебе предписывается выполнять. Этот человек в черном и есть «Катон»?
С секунду она внимательно смотрела на него, потом пожала плечами.
— Какое это имеет значение? Ты ведь понимаешь, я не могу сообщить тебе его настоящее имя. Во всяком случае... пока ты не определишься насчет своего будущего.
Джек взял пояс с саблей, застегнул его на талии, накинул сверху плащ и, уже держа шляпу в руке, ответил на невысказанный вопрос, который увидел на ее лице:
— Мне нужно время, чтобы все это обдумать. А завтра вечером... нет, сегодня мы играем в пьесе.
Похоже, ему удалось удивить ее.
— Ты что, серьезно? Теперь? После...
— Это еще один день, Луиза. Еще одна ночь. Мир будет продолжать вращаться, независимо от нас с тобой. Хотя, может быть, мы в состоянии оказать влияние на освобождение или порабощение целых народов. Но ведь если бы мы скрылись прямо сейчас, на нас точно пало бы подозрение.
Он улыбнулся.
— Кроме того, в душе я, наверное, и правда артист, а потому хочу доиграть до конца. Даже эту пьесу. Так что давай пока забудемся в Шеридановой драме, а наше будущее определим потом.
Луиза попыталась было заговорить, но он перебил ее:
— Я не стану ничего предпринимать, не буду ничего никому докладывать, пока мы не примем решение... вместе. Даю тебе слово. А ты знаешь, что, при всех прочих недостатках, слово свое я держу всегда.
Она внимательно посмотрела на Джека и кивнула:
— Знаю. Значит, до сегодняшнего вечера — и до конца представления.
— До вечера.
Джек не стал подходить к ней ближе, поскольку боялся, что, сделав это, уйти уже не сможет. Он покинул спальню, спустился по лестнице и вышел через парадную дверь. Выпавший за ночь снег полностью завалил оставленные им следы, и он со вздохом начал пятнать снежный покров новыми. Джек уходил к своей съемной квартире и своему будущему.
Глава 18Соперники
— 'О, неужто я не любовник и не романтический'?
Зрительный зал отозвался на эту реплику взрывом хохота. Просто удивительно порой, какие глупости способны насмешить людей. Впрочем, Андре предупредил исполнителей, что публика явится в маленький зал, отобедав и от души выпив. А поскольку «Соперники» считались образцовой комедией, зрители имели полное право оставить за порогом и непогоду, и тревоги военного времени — с тем, чтобы ненадолго предаться безмятежному веселью.
Каждый выход сопровождался приветственными возгласами, каждый уход со сцены — аплодисментами, а любую удачную реплику или мизансцену просили повторить. Джек не мог не признать, что это воодушевляет.
Будучи театралом, он привык воспринимать сценическое действо, находясь по ту сторону рампы, а вот теперь он стоял по другую сторону ее волшебных огней и находил это достаточно приятным. Он начинал постигать то, что пытались донести до него друзья из артистической среды: что значит находиться в центре внимания, что значит властвовать над залом, создавая его чувства и настроения. Это ощущение было сродни опьянению от лучшего шампанского. Или даже от первого любовного переживания. Во всяком случае, погружение в сей водоворот позволяло забыться.
Мысль о забвении заставила его снова вспомнить о странности происходящего. Он, Джек Абсолют, играя в спектакле роль Джека Абсолюта, воссоздавал на сцене некий эпизод из собственного прошлого и обращался к своей возлюбленной, которая играла роль возлюбленной сценического персонажа.
При этом он, Джек Абсолют, являлся разведчиком, допустившим, чтобы вражеская шпионка стала его возлюбленной — не только на сцене, но и в жизни. Прежде чем колокол пробьет полночь, предстоит принять решение, от которого будет зависеть очень и очень многое. Решение, которое не только изменит жизнь многих людей (и не в последнюю очередь его собственную), но может повлиять и на исход всей войны.
Да, ну и похлебка заварилась! Пока публика все еще переживала впечатление от его последней реплики, Джек оглядел зал. Возможно, здешний театрик, с трудом вместивший пятьсот зрителей, был гораздо меньше, чем «Друри-Лейн». И все же он, с его открытым, заставленным скамьями партером, балконом и ложами, как бы наступающими на сцену с обеих сторон, воспроизводил «Друри-Лейн» в миниатюре.
Бросив взгляд на левую ложу, Джек быстро отвел взгляд: ее занимали генерал Хоу со своей любовницей миссис Лоринг и несколько его самых старших офицеров.
Неожиданно Джеку показалось забавным то, что и его командующего, и всю публику весьма привлекает тот факт, что капитан Абсолют играет «самого себя». Несколько расслабившись от этой мысли, он перевел взгляд на ложу справа, где, подавшись вперед и явно переживая куда больше, чем любой из исполнителей, сидел Андре.
Свою следующую реплику Джек произнес, как бы обращаясь к нему. Андре, как постановщик, всячески поощрял такую манеру игры, считая, что актер должен поддерживать контакт со зрительным залом.
