день.
— Вполне взрослая для чего?
— Чтоб выйти замуж.
— Что? — с трудом выговорила Тиццана.
Вряд ли какое-то другое сообщение отца могло шокировать ее сильнее.
— Замуж? Но ведь мне всего четырнадцать…
— Ну и что? Твоей матери было четырнадцать, когда я женился на ней.
«И едва минуло двадцать, когда похоронил ее», — подумала девушка, но вслух ничего не сказала.
Все, что она помнила о матери: эта сгорбленная под гнетом непосильной работы женщина родила пятерых детей за шесть лет — и потеряла двух из них. Ей когда-то было четырнадцать? Тца не могла представить ту старуху, которую едва помнила, своей ровесницей.
Отец отступил на шаг.
— Ты течешь?
Она отвела взгляд и пробормотала:
— Да.
— Значит, уже вполне взрослая, — хрюкнул отец.
— Но… — выдавила девушка, напрягшись. — Кто же захочет взять меня в жены?
Улыбка искривила рот отца, придав лицу незнакомые черты.
— Есть кое-кто. Эмилио Фарсезе.
На мгновение стало трудно дышать. Тца немного знала о Сартене. Когда ей было восемь, умер брат Франко. Первенец, Луго, уже учился в школе в Генуе — любимец семьи, он должен был осуществить мечту отца о школьном образовании. Старшая сестра Миранда страдала чахоткой. Таким образом, Тиццане приходилось пасти коз, которые служили единственным постоянным источником дохода семьи, и она жила в горах круглый год, даже после того, как в октябре пригоняла стадо вниз, в долину. Ей гораздо больше нравилось проводить зиму в своем каменном убежище — где оно находится, не знали даже родные, — чем с отцом. Тем не менее, конечно же, она слышала о семействе Фарсезе. А в один из редких визитов в Сартен сестра Миранда, хихикая, показала ей издалека Эмилио.
— С чего это он хочет жениться на Маркагги?
Не следовало задавать этот вопрос вслух! Отец метнулся к ней и сильно ударил кулаком в ухо.
— Маркагги — славная фамилия! Среди них были ученые, изобретатели, государственные мужи. Для любой семьи большая честь породниться с нами. Даже для этих выскочек Фарсезе!
Он вперил горящий взгляд в девушку. Вскоре, однако, гнев его поутих, и мужчина тяжело опустился обратно на бочонок.
— А еще нам принадлежит земля, прямо за городской чертой, которая им нужна. Она разделяет их владения надвое. Я отдам им участок в качестве приданого, а за это они помогут мне осуществить мой план. — Глаза его снова загорелись. — Новый тип дамбы.
«Ты продаешь меня», — горько подумала девушка, но оставила мысли при себе, а лишь отчаянно проговорила:
— Но мое стадо, отец. Я должна вернуться к нему.
Она спустилась с гор, чтобы продать на рынке сыр и мирру, хотя вообще крайне редко приходила в Сартен, и почти никогда — перед самым полнолунием.
— Ты вернешься со слугой Фарсезе. Он там все устроит. Стадо тоже часть твоего приданого. — Отец фыркнул. — Маркагги в любом случае не должны быть козопасами.
Впервые за долгое-долгое время к глазам девушки подступили слезы. Отдать Джезабель, Индигу, старика Креспо и других? Ее единственных друзей? Ужасно, немыслимо. Но она не привыкла плакать, и сейчас в ней закипал гнев.
— Ты не можешь так поступить, отец! Я не…
Он снова ударил ее, вернее, попытался. Тца была готова к выпаду и смогла нагнуть голову, так что кулак скользнул по макушке. Было больно, но и отцу досталось.
— Ты… Ты смеешь!.. — крикнул он, потирая ушибленные пальцы. — Сделаешь то, что я прикажу. Ты моя собственность, такая же, как и твои обожаемые козы. Моя, и я могу тобой полностью распоряжаться.
Ей хотелось зарычать в ответ. Если бы только руки были свободны, уж она показала бы этому мерзавцу. Для своих четырнадцати лет девушка была весьма крупной и сильной. В горах она отбивалась от волков, защищая стадо, охотилась на дикого кабана и убила его… На самом деле, не во сне. Но сейчас ее сдерживали цепи, поэтому она сказала:
— Я ведь не старшая. Фарсезе захочет жениться на Миранде.
Тца ощутила прилив надежды. Миранда с болями в груди, Миранда хорошенькая. Она шила, ткала…
— Миранда умерла.
Мгновением раньше он яростно смотрел на дочь, готовясь еще раз ее ударить, но, сообщив печальную новость, совсем пал духом.
— Миранда умерла, — повторил отец шепотом. — Миранда, моя девочка! Моя любимая!
Из глаз полились слезы, и он даже не попытался унять их. Крупные капли скользили по щекам, теряясь в бакенбардах.
— Хорошая дочь, ласковая, добрая, такая миленькая… — Он вздохнул. — Она была помолвлена с Эмилио, мы в сентябре собирались сыграть свадьбу. Потом начала кашлять, и…
Мужчина утер нос и приосанился.
— И они согласились взять тебя вместо Миранды. Мою последнюю дочь. Последнюю…
И, спрятав лицо в ладонях, отец разрыдался.
Но у Тиццаны не было времени утешать распустившего нюни пьяницу. Самое главное сейчас — получить свободу. И оковы напомнили девушке еще кое о чем — об аргументе, против которого отец не сможет возразить.
— Папа, — сказала она, — а как же?..
Он поднял голову, увидел поднятые руки и подошел к дочери. Из нескольких ключей на цепочке выбрал один и попробовал вставить в замок на левом запястье. Ключ подошел.
— Милая моя. Такая хорошенькая.
Девушка знала, что отец по-прежнему бормочет о ее мертвой сестре. Саму Тиццану никто не назвал бы хорошенькой. А если она когда-то и была милой и неиспорченной, все закончилось тогда, в полнолуние после ее первой менструации, когда девушка обнаружила…
— Отец, — тихо произнесла она, в то время как тот потянулся ко второму замку. — Ты же знаешь: я не могу выйти замуж.
Она подняла руку и, когда цепь соскочила, потрясла ею.
Мужчина наконец соизволил отвлечься от воспоминаний о мертвой дочери и обратить внимание на живую.
— Почему? Из-за проклятия, поразившего тебя в горах? — Он рассмеялся, и горьким был этот смех. — Каждая семья на этом чертовом острове проклята! Все здесь с самого рождения обречены жить в этом мире боли.
Он поднял упавшие оковы и потряс перед девушкой.
— Кроме того, всякий муж должен привыкнуть к тому, что его жена бывает несколько не в себе раз в месяц. Эмилио Фарсезе придется смириться с твоими странностями. И приковывать тебя цепями, как это делаю я!
Он снова расхохотался резким, неприятным смехом, затем отступил назад. Тца быстро вскочила на ноги, проскользнула мимо отца и бросилась к лестнице и наверх. Он следил за ней, не сделав и попытки остановить.
— Давай! Беги, Тиццана! Беги в маки и питайся там кореньями в своей пещере. Давай! Смешай имя Маркагги с грязью. Ты уже связана обязательствами и должна выйти за Эмилио. Если же убежишь, Фарсезе получат здесь все. Дом, нашу землю, твоих любимых коз. Все!
Мужчина наклонился, подхватил бутылку, вытащил зубами пробку и жадно припал к горлышку.
