который в действительности представлял собою высокоразвитое денежно-кредитное учреждение, своего рода древний транссредиземноморский банк. Среди прочих клиентов в нем хранил свои сейфы и Афинский морской союз. Кроме того, на Делосе был один из самых больших в античном мире невольничьих рынков, на котором в разгар сезона ежедневно «пускали в оборот» до 10 ООО рабов.
Крупные землевладельцы, купцы, работорговцы, судовладельцы, хозяева мануфактур и патриции — все они регулярно наезжали на этот остров, чтобы навести справки о «курсе» «говорящего скота» и удовлетворить свои потребности в людском товаре. Рынок этот в своей повседневной жизни по сути дела ничем не отличался от обычного базара для продажи скота.
Закованным в цепи рабам всех цветов кожи пересчитывали зубы, щупали их икры и бицепсы, а затем начинался торг. Старые рабы проходили по более низкому курсу, чем молодые. Высшую цену давали за самых привлекательных рабынь. За них платили столько же, сколько за хорошую корову. Не удивительно, что этот остров, где были сконцентрированы огромные богатства, был вожделенной целью для пиратов. И тот моряк, что оставил после себя на стене виллы изображение триеры, тоже мог принадлежать к шайке, разбойничающей на этом острове.
Греки не только превзошли финикийцев в области судостроения, но и соперничали с ними в колонизации Средиземноморья и Причерноморья. Ими основаны такие города-колонии, как Тарент, Сиракузы, Марсель, Трапезунд, Херсонес Таврический и многие другие.
Достойно внимания транспортное сооружение греческого судоходства, относящееся к 600 г. до н. э. и частично сохранившееся вплоть до наших дней — сухой канал, или, точнее, судовой волок длиной 7,4 км на перешейке у Коринфа. Некогда этот волок позволял морским судам попадать из Эгейского моря в Ионическое, не огибая Пелопоннеса. Чтобы не повредить судно, его затягивали на специальные сани, на которых для установки киля вырубали и обивали мягкой ветошью желоб. Полозья саней скользили по влажным канавкам. Катки применять здесь, по-видимому, было нельзя, поскольку нижняя часть корпуса судна была не плоской.
В зимние месяцы греки помещали свои суда в каменные гаражи. Сохранившиеся фундаменты этих судохранилищ дают возможность определить размеры греческих судов.
160 новых судов за два месяца
Необычное зрелище являл собой летом 261 г. до н. э. пляж на северной оконечности Сицилии… Сидя на подмостках, а то и прямо на песке, тысячи римских легионеров по команде взмахивали длинными шестами. В нескольких сотнях метров от них с увлечением трудились судостроители: они разбирали выброшенную на берег карфагенскую
Выглядело все это довольно комично, однако именно этот пляж стал колыбелью римского флота, могучие удары которого превратили в дальнейшем все Средиземное море в Маре Романум — Римское Море. Строительство флота знаменовало собой решающий этап в соперничестве Рима с Карфагеном.
К этому времени римляне, искусно сражаясь, завоевали уже большую территорию, подковой охватывающую Средиземное море. Однако положение усложнилось, когда у римских сенаторов разгорелся аппетит на Сицилию. Для прыжка на нее нужны были корабли, а у консула Аппия Клавдия, который должен был переправиться туда с войском, их не было. И консул решил прибегнуть к первым в истории человечества плавучим средствам: он приказал рубить деревья и вязать из них плоты, за что и получил прозвище «Каудекс» — бревно.
Занятная, надо полагать, была картина, когда римский флот, состоящий из сотен таких плотов, пустился в море! Посередине каждого плота по кругу ходили три быка, вращавшие ворот, соединенный с примитивным лопастным колесом. Мысль о возможности приспособить силу животных для движения по воде была настолько же оригинальной, как и это ее первое воплощение, оставшееся единственным в своем роде.
Плоты не имели сколь-нибудь эффективных рулевых устройств, и поначалу их разнесло в разные стороны. Большая глубина Мессинского пролива не позволяла пустить в ход шесты, а о кормовых рулевых веслах легионеры вообще не имели тогда представления. К тому же в проливе возникали опасные водовороты (один из них был печально известен у древних мореходов под именем Харибда), которые в сочетании с течениями и рифами делали путь по воде довольно нелегким.
Эта авантюрная, сопряженная с большими потерями переправа обогатила, однако, римлян государственной мудростью: сколь ни дорогое удовольствие — постройка собственного флота, но, не имея военных кораблей, победить заморские, искушенные в мореплавании народы нельзя.
Таково объяснение описанной выше странной сцены на морском берегу. Пока легионеры тренировались на суше в обращении с веслами, римские строители сумели разобраться в технических особенностях карфагенского судна. В рекордное время, за два месяца, следуя образцу выброшенной на берег пентеры, они превратили все леса Сицилии в корабли. Корабли эти, общим числом 160, получились довольно неуклюжими и неповоротливыми, а вновь испеченные моряки, составлявшие их команды, не имели никакого опыта. И жестокий урок не заставил себя ждать: в первом же сражении с карфагенскими кораблями у Липарских островов «плавучие ящики» римлян были отправлены ко дну. Все, за исключением тех, что перевернулись сами еще до боя.
Однако этот черный день не обескуражил римлян: корабль надолго стал важнейшим средством осуществления их завоевательных планов.
Абордажный мостик
Пытаясь каким-то образом компенсировать свое неумение строить быстрые, поворотливые корабли, римляне ввели на своих неуклюжих боевых кораблях приспособление — абордажный мостик, или ворон, — который должен был обеспечить им такой же перевес в морском бою, как и в сухопутном. Это приспособление осталось единственным нововведением, сделанным римлянами в морском деле. Тем не менее именно оно привело римский флот к завоеванию господства на Средиземном море. А вороном (по- латински «корвус») оно было названо потому, что на внешнем конце мостика имелся своеобразный коготь, при помощи которого римский корабль сцеплялся в бою с кораблем неприятеля. Подвижный, или, точнее, перекидной мостик крепился шарнирно к мачте на палубе, в носовой части корабля, — с таким расчетом, чтобы можно было поворачивать его во все стороны и опускать или поднимать.
С помощью этого мостика римские солдаты брали на абордаж противника. Затем они устремлялись по мостику на палубу вражеского корабля и в завязавшемся ближнем бою, отлично владея холодным оружием, как правило, одерживали победу.
Кроме абордажного мостика, все в римском судостроении скопировано у других народов. Римляне не брезговали при этом и опытом морских разбойников, заимствуя у них отдельные элементы конструкции судов. Так были построены знаменитые либурны, столь успешно действовавшие в сражении при Акциуме.
Ставшая нарицательной римская боевая мощь праздновала теперь триумф и на море. За короткое время римляне одну за другой одержали над Карфагеном три победы: первую — в 260 г. до н. э. — при Милаэ под командованием консула Гая Дуилия, в честь которого в Риме на форуме была воздвигнута Колумна Рострата[6] — колонна, украшенная штевнями и якорями захваченных судов, вторую — в 256 г. до н. э. — у мыса Экном и третью — в 241 г. до н. э. — у Эгатских островов.
В этих сражениях карфагеняне убедились, что имеют дело отнюдь не с новичками. До этого тактика морского боя строилась следующим образом: вражеский флот старались с самого начала расчленить и разъединить, чтобы затем уничтожать отдельные боевые единицы поодиночке. В большинстве случаев сперва путем быстрого прохождения на контркурсах вплотную к неприятелю сносили у него весла по одному
