борту, а при последующем маневрировании пробивали шпироном подводную часть борта.
Атакованные таким образом корабли, как правило, шли на дно. Случалось, что атакующий заклинивался собственным тараном в корпусе вражеского судна и терял при этом свои маневренные способности. В подобных случаях первичный успех атакующих оборачивался в дальнейшем против них же самих, ибо в ближнем бою команда поврежденного, тонущего корабля, дабы избежать потопления, сражалась со львиной отвагой, стремясь не упустить свой последний шанс и с боем прорваться на неповрежденный корабль.
Клеопатра и Акциум
В первый день мая 31 г. до н. э. одна боевая эскадра за другой покидала гавань Бриндизи — базу римского военного флота. В основном это были либурны, имевшие шпироны как на носу, так и на корме. На топах корабельных мачт сверкали железные шлемы, в знак боевой готовности их экипажей. Флот вышел в море под командой Октавиана, правившего западной частью Римской империи. Направлялся флот в Ионическое море.
Туда же стягивал свой большой флот Антоний, подчинивший своей власти восточные провинции Рима. Оба флота, как гигантские морские чудовища, — один с запада, другой с востока — одновременно сошлись у западного побережья Греции. И Антоний и Октавиан — оба стремились к достижению единоличной неограниченной власти над всей Римской империей. Однако если Октавиан добивался своей цели весьма энергично, то Антоний, сраженный женскими чарами египетской царицы Клеопатры, давно уже вел праздную жизнь в Александрии, проводя свое время в пирах и развлечениях. Когда же он, собрав войска со всех восточных провинций, решил, наконец, высадиться в Италии, флот Октавиана блокировал бухту Акциум, где находились корабли Антония и Клеопатры.
Если верить обманчивой молве, сохранившей, впрочем, вплоть до наших дней видимость правдоподобия, морская битва разыгрывалась следующим образом. Намереваясь уничтожить флот Октавиана, Антоний со всей вновь пробудившейся в нем энергией принялся расставлять подчиненные ему римские корабли в боевые порядки. Египетским же кораблям определено было находиться у него в резерве и вступать в бой лишь в решающий момент.
Клеопатра, подобная богине, восседала на троне под пурпурным балдахином, устремив любопытный взор на разыгрывающееся сражение. Два огромных нубийца, стоя по сторонам трона, обмахивали пальмовыми опахалами единственную представительницу прекрасного пола на всем флоте. Вдруг тонкие губы египетской владычицы нервно вздрогнули: первая из плавучих крепостей Антония занялась пламенем. Это, однако, не могло оказать решающего влияния на исход сражения, ибо у Антония был явный перевес как в численности людей, так и в вооружении. И тем не менее именно этот пылающий корабль оказался причиной рокового недоразумения. Он вспыхнул в тот самый момент, когда флот Октавиана начал окружать левое крыло флота противника, и римские корабли, чтобы выйти из-под ударов, начали рассредоточение. Принять этот обычный, осуществляемый по команде, боевой маневр за бегство мог только человек, не искушенный в военном деле или потерявший голову от страха. Клеопатра поддалась этому заблуждению. По ее приказу соединения египетского флота начали уходить. И хотя Антоний, одержимый пылкой любовью к этой прекрасной даме, нагнал вскоре корабль Клеопатры на лодке, он не рискнул все же высказать недовольство ее действиями, не говоря уже о том, чтобы приказать ее кораблям начать обратное движение. Случилось невероятное: римский военачальник бросил свой флот на произвол судьбы и остался на египетском корабле, в то время как преданные им его корабли и воины продолжали отчаянно биться до тех пор, пока разыгравшийся шторм сделал дальнейшее сопротивление невозможным.
Однако подоплека этого события несколько иная. Антоний вовремя понял, что все сроки для наступления на Италию уже прошли и есть смысл поспешить с возвращением в Египет, центр его державы. Отсюда возник и план боевых действий, согласно которому одна часть его флота сковывала корабли Октавиана, а другая, в состав которой входили и египетские корабли, как только подует благоприятный ветер, должна была прорвать блокаду противника.
Антонию удалось вынудить вражеского флотоводца начать преждевременную атаку на свой фланг. Бой, отвлекающий противника, и поднявшийся ветер дали возможность Клеопатре, лично командовавшей 70 египетскими кораблями, прорвать блокаду. Единственная женщина-адмирал, которую знает история, успешно осуществила план своего возлюбленного. Антоний с остатками своего флота последовал за ней, как только смог выйти из боя, что, из-за малой подвижности его кораблей, было делом весьма непростым.
Треск таранных ударов и боевые крики легионеров, штурмующих корабли противника с абордажных мостиков, наполняли воздух. Бухта являла собой печальное зрелище: по волнам носились разбитые весла, балки, части окованных медью палубных надстроек, за которые в отчаянии судорожно цеплялись раненые, пурпурные и черные паруса вместе с реями, мачты, украшенные перламутром, и обрывки канатов, штандарты и обгорелые останки корпусов кораблей. Разбушевавшийся шторм взбаламутил море. Юркие либурны вели свою опасную игру с отставшими тяжелыми кораблями Антония, пока те не капитулировали и не перешли на сторону Октавиана. Хотя Антонию и удалось возвратиться со своими лучшими легионами в Египет, однако потери, понесенные им в морском сражении, основательно подорвали его могущество.[7]
Наумахии, или морские сражения в бассейне
Нередко исход морского сражения решало внезапно разыгравшееся сильное волнение, ибо в таких случаях в весловом механизме сразу же возникала страшнейшая путаница. Перегруженные рабами, солдатами и вооружением суденышки полностью теряли свою маневренность и перевертывались.
По этой причине все без исключения морские сражения античных времен происходили в непосредственной близости от побережья, главным образом, в защищенных бухтах. Когда неподалеку от берега выстраивались в боевые порядки оба флота противников, к пляжу дружно устремлялись жители прибрежных селений, сопровождавшие сражение свистом и аплодисментами, наподобие того, как это водится во время современных боксерских матчей. При этом зрителей вовсе не печалило, что в нескольких десятках метров от них людей разрубают на куски и утопающие взывают о помощи.
Однако возможность посмотреть подобный зловещий спектакль выпадала довольно редко. Это обстоятельство привело падких на сенсацию римских рабовладельцев к идее имитировать морские сражения в бассейне по принципу гладиаторских боев, происходящих регулярно на больших аренах.
Эти так называемые наумахии состоялись впервые при Цезаре. Для этой цели на Марсовом поле в Риме был вырыт и доверху заполнен водой большой котлован. Зрители занимали места на баллюстраде, сооруженной амфитеатром по краям этого искусственного водоема. Здесь завязывались настоящие битвы не на жизнь, а на смерть между двумя партиями противников, одетых в греческие, персидские или финикийские национальные одежды и сражавшихся на соответствующих, отбитых у врага или вновь построенных кораблях, — в зависимости от того, должна ли была изображаться битва при Саламине или битва при Акциуме.
Экипажи кораблей набирались из гладиаторов или осужденных, которым представлялся здесь случай «отвоевать» себе свободу, что подстегивало их к особому ожесточению в бою. Однако в большинстве случаев и победитель покидал качающуюся арену тяжело раненным.
Такие кровавые спектакли заходили в своей жестокости столь далеко, что прикованных к банкам рабов-гребцов, несмотря на их отчаянные крики, хладнокровно оставляли в пламени горящих кораблей, хотя и было известно, что утонуть вместе с идущим ко дну кораблем они не могут, так как глубина бассейна обычно была небольшой (если только наумахии не разыгрывались на озерах).
Численный состав бойцов был невелик. Данные о 19 000 участников, упоминаемых при описании наумахии, состоявшейся на озере Фукинер во времена Клавдия, видимо изрядно преувеличены, как и многие другие сведения античных источников.
