– Привет, братишка. Где пропадал? Скоро обед.
Эрик потянулся за чашкой, пальцы у него дрожали, он устало застонал и уронил худую руку. Дин быстро подошел к кровати, взял чашку с тумбочки и осторожно подал Эрику. Он даже помог ему поднести чашку ко рту так, чтобы соломинка оказалась возле губ.
Эрик медленно втянул жидкость, сглотнул. Дин помог поставить чашку обратно. Эрик повернул голову и откинулся па гору подушек.
– Спасибо, я умирал от жажды. – Он усмехнулся. – Вообще-то умирать – отныне мое постоянное занятие.
Дин честно попытался улыбнуться, но не смог. В эту минуту он мог думать только о том, что его старший брат лежит в постели один, умирая от жажды, слишком слабый даже для того, чтобы поднять стакан. Он скрестил руки на груди и уставился в окно, не смея встретиться взглядом с Эриком. Ему нужна была передышка, чтобы собраться с духом.
– Я тут кое над чем работал.
– Это сюрприз?
Посмотрев на брата, Дин увидел проблеск старого, то есть наоборот, юного Эрика, и у него еще сильнее сдавило горло. Он медленно опустил металлическое ограждение кровати. Когда оно лязгнуло, закрепившись в новом положении, Дин спросил:
– Не хочешь совершить небольшое путешествие?
– Ты шутишь? Мне так надоела эта кровать, что хоть плачь. Черт, да я на самом деле плачу… почти все время.
Дин наклонился, подхватил брата и поднял с кровати.
«Каким же он стал легким, совсем ничего не весит!»
Эрик казался хрупким, как ребенок, только это был не ребенок, а его старший брат, тот самый, кто когда-то был капитаном футбольной команды острова и забивал больше всех голов.
Дин прогнал воспоминания. Если сейчас, неся на руках этого почти невесомого человека, он станет вспоминать, каким Эрик был раньше, то споткнется и упадет.
С Эриком на руках он спустился по лестнице. Лотти помахала им из окна, глаза ее подозрительно ярко блестели. Дин вынес брата из дома, пересек безупречно подстриженную лужайку и очутился на берегу моря. На дощатом причале уже стояло двухместное кресло с несколькими подушками.
– «Возлюбленная ветра», – тихо сказал Эрик.
Дин бережно опустил брата в кресло и укрыл его худое тело шерстяным пледом.
Солнце садилось. Небо нависло так низко, что казалось, до него можно дотянуться. Последние лучи заходящего солнца окрасили все вокруг в розовые тона – волны, облака, гальку на берегу, образующем бухту в форме рыболовного крючка. Яхта была все еще в неважном состоянии, но по крайней мере ее отчистили.
Дин сел рядом с Эриком, вытянул ноги и откинулся на дощатую спинку.
– Мне надо еще кое-что тут доделать. Джефф Брейн из «Вороньего гнезда» чинит парус, он должен закончить к завтрашнему дню. Венди Джонсон стирает подушки. Я подумал… может, если бы мы могли выйти в море на яхте…
Дин замолчал, не договорив, потому что не знал, как облечь в слова свои расплывчатые надежды.
– То вспомнили бы, как это бывало раньше, – досказал за него Эрик. – Какими мы сами были раньше.
Эрик, конечно, все понял.
– Да.
Эрик натянул плед до подбородка.
– Ну, и каково это – быть любимым сыном?
– Одиноко.
Эрик вздохнул:
– Помнишь, когда она меня любила? Когда я был прекрасным спортсменом с отличными отметками в школе и многообещающим будущим. Мама и папа приезжали на остров только один раз – в футбольный сезон. Мама одевалась в самую лучшую «повседневную» одежду и ходила на каждый матч, в котором ее сын играл главным нападающим. Когда сезон кончился, они снова уехали.
Эрик так долго жил в теплых лучах родительского внимания, что по ошибке принял гордость за любовь и понял глубину своего наивного заблуждения, только когда рассказал им о Чарли. С тех пор мать с ним не разговаривала.
В итоге получилось, что эстафету семейного бизнеса перенял Дин, младший и не столь совершенный сын. Дин никогда особенно не рвался в бизнес, но ожидания семьи, особенно семьи богатой, вещь прилипчивая, как паутина.
– Я помню, – тихо сказал он.
– Вчера ночью, часов в одиннадцать, я слышал телефонный звонок.
Дин отвел взгляд, не в силах посмотреть в глаза Эрику.
– Да, это звонил сотрудник фирмы, который…
– Не трудись, братец. Это ведь была она, правда?
