Она улыбнулась, и Саймону сразу стало стыдно. Тогда, у Селлерса, он поступил жестоко, но Чарли его простила. Скрывать свои эмоции она совсем не умела. Саймон знал, что, вопреки всему, Чарли по-прежнему хорошо к нему относится. Почему же он не выбросит камень из-за пазухи? Неужели ему так нравится чувствовать себя пострадавшим и обиженным?
– По-моему, нам надо поговорить по душам, – сказала Чарли, – иначе просто невозможно общаться.
Повисло напряженное молчание. Саймон насторожился. «К чему она клонит?»
– Короче, я начну, – продолжила Чарли. – Меня серьезно задело, что ты выложил все перед Прустом и мужиками, не обсудив сперва со мной.
– По убийству Крайер?
Вновь тревожный укол из глубин памяти. Черт возьми, что ж это такое?
– Да. Ты специально хотел выставить меня идиоткой?
– Нет.
С какого перепугу она могла такое подумать?
– Если честно, я вообще не собирался рассказывать – ни тебе, ни Прусту, никому. Я не сомневался, что вы меня заклюете. И даже не подозревал, что Пруст решил пересмотреть это дело, пока он не объявил об этом. Ну а потом я понял: нельзя упускать шанс.
Чарли нахмурилась:
– А ты не догадывался, что мне хотелось первой услышать твои соображения?
– Да какая разница! – с досадой воскликнул Саймон. – Разве мы не заодно?
– Ты выставил меня полной дурой. Ты всем показал, что я ни в зуб ногой, тогда как должна быть в курсе.
– Знаешь, в других обстоятельствах я бы, наверное, сначала рассказал тебе, но тут я не ждал от тебя особого понимания. Ты ясно показала, что не сомневаешься в виновности Бира.
– Ты подбросил парочку здравых мыслей. Взвешивая все «за» и «против», я и сейчас думаю, что это Бир, но не такая уж я тупица – готова выслушать и другое мнение. – Чарли вздохнула. – Раз ты про меня так думал, значит, считаешь меня хреновым сыщиком.
– Ничего подобного, – искренне возразил Саймон.
– Может, так оно и есть. Почему ни одна из твоих мыслей не пришла в голову мне? Ведь я же расследовала это дело.
Впервые на памяти Саймона Чарли открыто усомнилась в своих профессиональных способностях. Ему стало неловко.
– Ну, что? – спросила Чарли.
– В смысле?
– Ты считаешь, что я никуда не гожусь?
– Не глупи, ты превосходный сыщик. Все это знают.
– Что ж ты не скажешь мне этого прямо, мать твою за ногу, – спокойно сказала Чарли, – а заставляешь вымаливать доброе слово?
– Когда?
– Да только что!
Разговор набирал градус и становился все непредсказуемее.
– Никому не придет в голову тебя ободрять, – сказал Саймон. – Ты же всегда сама уверенность. Иногда даже хочется врезать тебе за это.
Чарли помолчала. Ее следующий вопрос Саймону совсем не понравился.
– Ты кому-нибудь говорил про то… что было тогда у Селлерса?
Вот за это Саймон и не любил разговоров по душам.
– Нет. Разумеется, нет.
– Никому-никому? Я не прошу называть имен. Просто хочу знать, не смеются ли у меня за спиной.
В кармане у Саймона зазвонил мобильник. Он смущенно взглянул на Чарли.
– Ладно, проехали. – Чарли закурила. – Ответь.
Звонил констебль Робби Микин. «Пронесло», – подумал Саймон.
– Я слыхал, вы снова подняли дело Крайер? – поинтересовался Микин.
– Кто это? – спросила Чарли.
Ей всегда не терпится узнать, с кем говорит Саймон, и она будет мешать разговаривать, пока не скажешь, кто звонит. Одна из множества ее невыносимых привычек.
– Микин… Извини, приятель. Да, подняли, а что?
– Просто мы тут замели за хранение одного паренька, Винни Лоуи. Дружок Дэррила Бира. А вместе с дурью нашли у него здоровенный кухонный нож. Лоуи клянется-божится, что это игрушка Бира.
– А где нашли?
– Представь – в фитнес-центре «Уотерфронт» на Солтни-роуд.
Куда ходят Вивьен Фэнкорт и Элис. В этот миг Саймон вдруг все понял. Слово в слово вспомнил фразу Роджера Крайера и уловил ее суть. От волнения он едва не выложил все Чарли, но вовремя сдержался. Ни в коем случае нельзя рисковать: что, если она поручит отрабатывать этот след Гиббсу или Селлерсу? Важную работу Саймон предпочитал выполнять сам и в одиночку.
31
– Это еще что такое?
Вивьен с омерзением отшатывается от меня: корка засохшей пищи шелушится на лице и шее, на свитере – размазанное пятно. Я сижу за кухонным столом: Дэвид не позволил мне выйти.
– Я думал, ты хотела пообщаться с ребенком, – сказал он. – Но нельзя же тебя подпускать к ней в таком виде.
Вивьен гневно смотрит на сына:
– Вас что, и на час нельзя оставить?
Позади бабушки стоит Феликс в сиджуикской школьной форме – бирюзовые брюки и курточка. Он смотрит на меня, как обычно смотрят на дорожные аварии: испуганно и в то же время завороженно.
– Я не виноват, – по-ребячьи скулит Дэвид. – Я приготовил ей завтрак, но она отказалась есть и хотела бросить в меня тарелкой. Я перехватил ее руку, и все вывалилось. Сама видишь.
– Почему ты не велел ей тут же переодеться? Она вся измазалась! Глянь на ее лицо.
– Она уперлась! Говорит, ей все равно, как она выглядит.
Вивьен медленно подходит ко мне.
– Элис… такое поведение просто недопустимо. Я не потерплю этого в своем доме. Понятно?
Я киваю.
– А ну, встань! И смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.
Я повинуюсь. Дэвид улыбается из-за спины матери.
– Всю одежду – в стирку, принять душ и переодеться. Я не допущу такой… неряшливости, все равно, здорова ты или больна. Я думала, что ясно выразилась по поводу случая в ванной и ты меня поняла. Но как видно, я ошиблась.
Не знаю, что на это ответить, и молчу.
– Я смотрю, у тебя не хватает воспитания даже извиниться.
Понимаю, что сейчас Вивьен назначит мне кару, и холодею в ожидании. Терпение у нее, судя по голосу, лопнуло. Если попросить прощения, это, наверное, немного ее смягчит, но я не могу подобрать слов. Я превратилась в глыбу льда.
– Ну хорошо, как знаешь. С этого дня ты вообще не будешь больше одеваться. Я заберу всю твою одежду и унесу на чердак вместе с вещами Флоренс. Будешь ходить в сорочке и халате, как пациенты в желтом доме. Поняла?
– Но… Как же анализ ДНК? Мне надо съездить.
У меня дрожит голос.
Ее щеки заливает краска. Здравым возражением я ее разозлила. Выдумывая наказание, в гневе она позабыла, что нам предстоит ехать в больницу в Рондсли.
– Ни слова больше! – Губы натянулись и побелели от злости. – И сейчас же сними с себя эту мерзость!
