переменилось, я стала прежней. Из кошмара моя жизнь в мгновение ока превратилась в сказку.
Спустя час мы вошли в комнату номер одиннадцать мотеля «Трэвелтел».
Звякает входной звонок. Ивон вернулась! Я бегу в прихожую.
На пороге стоит детектив-констебль Селлерс, который уже был здесь утром.
– У вас шторы не задернуты, – говорит он. – Я увидел, что вы не спите.
– Случайно проезжали мимо моего дома в два часа ночи?
Он смотрит на меня как на дурочку.
– Не совсем.
Я жду продолжения. Боюсь услышать, что ты меня бросил. Еще сильнее боюсь услышать, что с тобой случилась беда.
– Вы в порядке? – спрашивает Селлерс.
– Нет.
– Позволите войти на минутку?
– А могу не позволить?
Он следует за мной в гостиную, пристраивается на краешек дивана.
Я стою у окна.
– Рассчитываете, что предложу вам выпить? Горячего шоколаду не желаете? – Я продолжаю спектакль – ничего не могу с собой поделать. Сочиняю реплики и воспроизвожу их срывающимся голосом.
– В понедельник вы заявили детективу Уотерхаусу и сержанту Зэйлер, что если они осмотрят дом мистера Хейворта, то что-то там обнаружат.
– Что вы нашли? – с трудом произношу я. – Роберта? С ним все хорошо?
– Во вторник вы заявили детективу Уотерхаусу, что Роберт Хейворт вас изнасиловал. Теперь вас беспокоит его самочувствие?
– Как он? Что с ним? Да не молчите же!
– Вы утверждали, что мы что-то найдем в доме мистера Хейворта. Что именно? И откуда такая уверенность?
– Я вам говорила! Я говорила Уотерхаусу и Зэйлер, что увидела что-то в гостиной Роберта. Через окно увидела что-то страшное. Я тогда почти потеряла сознание от ужаса.
– Что это было?
–
В моих воспоминаниях о том дне по-прежнему зияет гигантская черная дыра. Но я точно что-то видела. В этом я уверена,
– Вам должно быть знакомо такое чувство. К примеру, видите на экране артиста и точно знаете, что его фамилия вам известна, но никак не можете вытащить ее из памяти.
От усталости перед глазами плывет. Селлерс превращается в туманное пятно.
– Где вы находились вечером прошлой среды и в прошлый четверг? Можете рассказать по минутам?
– Зачем? Что с Робертом? Говорите же!
Бороться всегда стоит, какую бы цену ни пришлось заплатить. В наши дни мало кто так считает. Мир с каждым днем становится все более равнодушным, и в ходу теперь всеобщее порицание любых войн, даже освободительных. А я всей душой верю в то, что бороться надо до конца.
– Вы не смеете со мной так обращаться! Я жертва, а не преступница. Я думала, у полицейских манеры лучше. Разве вы не должны проявлять сочувствие к жертвам?
– А вы жертва – чего? Насилия? Или исчезновения любовника?
– Это я должна спрашивать: в чем меня обвиняют?
– По вашему собственному признанию, вы нам солгали. Не рассчитывайте после этого на доверие.
– Роберт жив? Просто ответьте – он
Три года назад я поклялась, что больше никого никогда не буду умолять. И вот поглядите на меня сейчас.
– Роберт Хейворт вас не насиловал, верно, мисс Дженкинс? Ваше заявление было ложью.
Мне противно смотреть на одутловатое лицо в розовых прожилках.
– Это правда, – продолжаю настаивать я. Силы мои на исходе. Сейчас проще всего ухватиться за то, что мне давно знакомо. За маскировку.
Именно об этом я думала после изнасилования, когда поняла, что худшее позади и я осталась жива. Как скрыть от мира, что со мной произошло? Я понимала, что с личной бедой справиться будет проще, чем с позором, если все узнают.
Я ни у кого никогда не вызывала жалость. Из всех друзей, моих ровесников, я самая успешная. Я обожаю свою работу. Типографский шрифт я продала компании «Adobe» еще студенткой и деньги пустила на свой бизнес, который оказался очень прибыльным. В глазах окружающих я имею все: творческую работу, которая приносит удовлетворение, финансовую стабильность, массу друзей, замечательную семью, собственный прекрасный дом. До нападения у меня не было недостатка в приятелях, и хотя человек я далеко не бессердечный, они меня любили больше, чем я их. Мне все завидуют, постоянно твердят, какая я счастливая, одна на миллион.
Все изменилось бы, узнай они, что со мной произошло. Я превратилась бы в Бедняжку Наоми, навечно осталась в сознании близких мне людей той уничтоженной женщиной, которую насильник бросил на обочине Торнтон-роуд в пальто на голое тело, в слезах, соплях и сперме.
Я не могла этого допустить. Стянув с лица маску, я убедилась, что вокруг никого. Дорога была пуста. Мне повезло – никто меня не видел. Я быстро дошла до машины и поехала домой. Надо было как можно скорей взять себя в руки. Неважно, что я чувствую, твердила я себе, будет еще время пострадать. А сейчас надо запретить себе любые чувства. Я старалась думать как солдат или террорист. Надо вести себя так, будто все прекрасно, делать что положено, жить как обычно, чтобы никто ничего не заподозрил. Я соорудила из себя робота, внешне идентичного прежней Наоми Дженкинс.
У меня блестяще получилось. Еще одно достижение, большинству людей недоступное. Никто не догадался, даже Ивон. Единственное, с чем я справиться не смогла, это мои приятели. Я всем сказала, что хочу сосредоточиться на карьере, поработать какое-то время, ни на кого не отвлекаясь. Пока не встречу своего единственного.
Пока не встретила тебя.
– Одевайтесь, – говорит Селлерс.
Сердце подпрыгивает в груди.
– Вы отвезете меня к Роберту?
– Я отвезу вас в камеру предварительного заключения полиции Силсфорда. Либо идете добровольно, либо под арестом. Выбирайте. – Глянув в мое помертвевшее лицо, Селлерс добавляет: – Кто-то пытался убить мистера Хейворта.
– Пытался? То есть… не удалось?! Да?
Я не отрываю от него глаз, требуя ответа. Кажется, проходит вечность, прежде чем он сдается. И кивает.
Восторг победителя накрывает меня с головой. Твой дом обыскали потому, что я солгала полиции, обвинила тебя в преступлении, которого ты не совершал. Интересно, что скажет Ивон, узнав, что я спасла тебе жизнь.
Глава одиннадцатая
Чарли устроилась перед компьютером Грэма – тонким ноутбуком «Тошиба» – и вбила
Саймон назвал письмо Наоми Дженкинс резким. Он верил, что Наоми действительно была автором письма, но хотел услышать мнение Чарли. «Ему меня не хватает», – с горделивой радостью думала Чарли. Так ли уж важно, что он решил встретиться с Элис Фэнкорт? Ведь посреди ночи, волнуясь о чем-то важном,
