кораблей с Сент-Кристофера, снаряженных по-военному. Видел я этих разбойников и на Ямайке, и в Сан- Хуане на Пуэрто-Рико. Я был свидетелем того, как они захватили несколько богатых городов Южной Америки! Скажу вам честно: если когда-нибудь из своих окон я замечу пиратский флаг, я убегу, господа, пусть даже прослыву величайшим трусом Мартиники! Предпочитаю быть живым трусом, чем смельчаком, погибшим от руки флибустьера! Вы не знаете этих людей! Храни вас Господь от встречи с ними!
То обстоятельство, что обыкновенно отмалчивавшийся Бреза вдруг заговорил, да еще так убежденно и решительно, произвело на собравшихся сильное впечатление: наступила гробовая тишина, которую наконец нарушил Бурле:
– До этого еще далеко! А кто хочет добраться до цели, должен продвигаться не спеша, поэтапно. Наш первый этап – опрокинуть госпожу Дюпарке. Для этого возможности у нас есть. Кто может нам помешать?
Босолей повернулся к Демаре, который до тех пор слушал, не проронив ни единого звука; он лишь прикладывался к кружке, внешне оставаясь совершенно невозмутимым. Босолей предложил:
– А не спросить ли нам у милейшего Демаре: что новенького в замке Монтань? Должно быть, генеральша не хуже нас знает, что произошло с «Быком»? Что она об этом сказала? Как приняла это сообщение?
Демаре очнулся от задумчивости и словно через силу произнес:
– Как вам известно, в замке Монтань живет шотландский дворянин, которому я охотно выпустил бы кишки и скормил бы подлым неграм! Не знаю, какую роль этот шотландец играет в замке. И никогда не узнаю… Сначала он крутился возле моей Жюли. Мы с ней собирались пожениться, а с тех пор как этот иностранец здесь, Жюли совсем меня забыла… Только он у нее в голове. А что делает тем временем он? Ночь напролет так и ныряет из комнаты в комнату. Около часу проводит у мадемуазель де Франсийон. Ссорится с ней и бежит к хозяйке; там тоже что-то обсуждает, кляузничает до изнеможения!..
– Очень интересно! – обронил Пленвиль. – А как далеко зашли, по-вашему, отношения шотландца с этими столь разными женщинами?
Демаре покачал огромной головой с невысоким лбом:
– Можно подумать, этот… шевалье де Мобре явился сюда с одной целью: согревать чужие постели!
Его слова были встречены оглушительным хохотом. Лакея обидело такое проявление веселости. Он с нажимом повторил:
– Именно так: согревать чужие постели. Не знаю, какая комедия замышляется в замке Монтань, но кому хватает терпения не заснуть ночью, является свидетелем любопытных событий! Этот шотландец носится по дому туда-сюда… Едва выходит из спальни Жюли, как шмыгает к мадемуазель де Франсийон!.. Через час он уже у генеральши и выйдет неведомо когда, но когда выходит, снова отправляется к мадемуазель Луизе! Только в его собственной комнате застать его никогда не возможно!
– Вот весьма полезное сведение: у генеральши, возможно, есть любовник, – уточнил Бурле, погрозив указательным пальцем, похожим на высохшую бамбуковую палочку.
– Хм, хм! – с сомнением промолвил колонист из Ле-Карбе. – Шотландец! Мы совсем недавно воевали с его народом! Думаю, во Франции кардинал Мазарини еще не решил, чью сторону мы примем в войне между Голландией и Англией…
– Предательство! – завопил Виньон. – Эта потаскуха продала нас неприятелю!
– Боюсь, что это так! – раздался чей-то голос. Однако Пленвиль вернулся к более насущному вопросу:
– Само собой разумеется, что генеральша знает, что случилось с «Быком». Что она по этому поводу говорит?
Лакей отвечал:
– Прошлой ночью приходил майор, а когда покидал замок, тут-то он и пригласил меня зайти сегодня к вам. Он попросил меня об этом и дал кошель с двадцатью пистолями: деньги при мне… И вот когда майор ушел, генеральша взъярилась и стала громко звать шевалье, после чего они заперлись в ее комнате. Я подкрался и прислушался. Они долго обсуждали происшествие с «Быком». Мобре был чем-то недоволен. Сначала сердился, но потом рассмеялся и сказал генеральше, что у нее есть единственный способ спасти свою репутацию. Он ей сказал: прикажите немедленно арестовать Мерри Рулза…
У присутствовавших вырвался вздох изумления, после чего они загомонили, зашумели, стали сыпать ругательствами.
– Невероятно! – кричал Пленвиль.
– Черта с два! Вот шлюха! – подвывал Босолей. Эта новость потрясла всех не меньше самого страшного святотатства.
– Арестовать Мерри Рулза! – не веря своим ушам, повторял застывший от изумления Сигали.
– Да-да! – подтвердил Демаре. – Мобре так и сказал: Мерри Рулза и его ближайшее окружение – в тюрьму!
Эти слова произвели действие разорвавшейся бомбы. Не скрывая беспокойства, Виньон заторопился подать голос, хотя от волнения он едва шевелил губами:
– Они называли имена?
– Нет. Шевалье только упомянул о ближайшем окружении, весьма опасных сподвижниках майора.
– А ведь это мы с вами, – произнес Босолей, обменявшись с Пленвилем не очень уверенным взглядом.
Заговорщики почувствовали, что застигнуты врасплох. Они-то считали, что победа совсем близко, а до нее было еще так далеко! Ими овладели разочарование и страх: им казалось, что все их планы стали известны неприятелю.
– Я знаю, что такое быть загнанным в угол! – бросил Бурле. – Вспомните: генерал тоже хотел меня
