того, что происходило. В танке раскрылся люк — кто-то из сидевших внутри решил получше оглядеться, крышка приподнялась всего лишь на три-четыре сантиметра. Репп попал ему в самый центр лба последней пулей.
Больше делать было нечего. Он отложил винтовку. Это был разгром. Как по сигналу, русские войска начали заполнять Центральный проспект Репп, стрелявший с 9:30, взглянул на часы. 16:50. Восьмичасовой день, и не самый плохой. В последние оставшиеся ему секунды он решил подсчитать очки. Он выпустил триста пятьдесят патронов, и если и промахнулся, то всего лишь несколько раз. Пусть для большей верности будет десять раз. Получается триста сорок человек. Затем еще три человека из пистолета на лестнице. Возможно, еще двое от взрыва гранаты. Триста сорок пять убитых, 345. Триста со…
Снаряд вошел в башню метрах в двенадцати ниже Реппа. Русскими овладела странная идея: они решили снести башню вместе с находящимся в ней Реппом — идеальная справедливость или какой-то мелодраматический прием. Башня начала складываться, и мир опрокинулся. Линия горизонта перекосилась, поднялось облако удушающей пыли. Когда падение Реппа под действием силы тяжести начало ускоряться, он за что-то схватился. Башня с грохотом рухнула на Центральный проспект, подняв бурю из пыли и снега. Но ее верхушка зацепилась за крышу здания напротив и оказалась начисто отрезанной от основания. Репп обнаружил, что был доставлен туда в оболочке из разбитых кирпичей, невредимый и совершенно сбитый с толку. Это было равносильно тому, как если бы он вышел невредимым из авиационной катастрофы.
Репп пошел по плоской крыше здания, ожидая получить пулю. Начался артиллерийский обстрел, но снаряды падали у него за спиной. Повсюду был дым, однако вокруг него никого не было. На середине крыши был пролом от снаряда. Репп заглянул вниз, в почти музейный макет квартиры советского рабочего, и нырнул туда. Он открыл дверь и вышел в темный коридор. Лестница. Он спустился по ней и вышел через парадную дверь на улицу. Русских нигде не было, хотя вдалеке все же можно было различить маленькие фигурки. Решив больше не рисковать, он свернул в переулок.
В этот вечер он пил шнапс с генералом.
— Мир узнает о вас, — провозгласил сентиментальный старик.
Доктор Геббельс уже стоял наготове, чтобы эта мечта стала явью.
— Господин оберштурмбанфюрер, — прошептал кто-то.
— Я их вижу, — ответил Репп.
Прицел включен. Экран осветился. Он увидел первого — дрожащее человекоподобное пятно света на фоне зеленой темноты. Затем, позади него, еще одного, а за ним третьего.
Микробы, подумал Репп. Это микробы, бациллы, болезнь. Это просто грязь.
Он передернул затвор и навел темное перекрестье «Вампира» на первую фигуру.
— Грязь, — повторил он. Он положил их.
11
— Думаю. «Вампир» показал себя очень хорошо, — заявил Репп. Он рассеянно перечислил причины своего удовлетворения аппаратом, загибая пальцы: — Никаких сбоев изображения, картинка очень четкая, вес не препятствие. Короче говоря, стрелять легко.
Фольмерхаузен пришел в изумление. Похвалы он никак не ожидал. Однако он знал, что стрельбы прошли хорошо, потому что слышал, как об этом возбужденно болтали двое солдат.
Но Репп еще не окончил.
— На самом деле, — подчеркнул он, — вы проделали необычайно хорошую работу, несмотря на большие трудности. Я хотел бы, чтобы вы получили какое-то официальное одобрение своей работы. Но по крайней мере, примите мои поздравления. — Он вертел в руках почерненный металлический кубик, который Фольмерхаузен видел и раньше, талисман или что-то в этом роде. — Великое чудо свершилось здесь.
Он улыбнулся.
— Я… считаю за честь, — заикаясь, ответил Ганс-жид. После очередного ужасного перелета они снова вернулись в пункт № 11, в научный центр, в безопасность Шварцвальда.
— Но ведь иногда самые важные задания — это те, о которых никто никогда и не узнает, да? — сказал Репп.
Фольмерхаузен подумал, что это довольно странное высказывание для такого известного человека, но просто кивнул в ответ, так как все еще находился под впечатлением внезапного взрыва энтузиазма со стороны Реппа. И неожиданно какая-то часть его, которая по-прежнему хранила жалость к себе, захотела, чтобы сейчас здесь был этот подонок Шеффер, чтобы он слышал, как сам der Meisterschutze, мастер- снайпер, расточает ему похвалы. Впрочем, он сознавал, что вполне заслужил их «Вампир» представлял собой изумительное устройство, изготовленное в такие короткие сроки, в такой сумасшедшей спешке. Однако даже сейчас трудно было поверить и получить настоящее удовольствие от того, что он сделал это!
Оставалось еще отработать некоторые детали и внести некоторые изменения, равно как и некоторые проверки и подстройки по результатам испытаний. Именно этот вопрос Фольмерхаузен и хотел сейчас поднять, прекрасно понимая, как деликатно это должно прозвучать.
— Могу ли я поинтересоваться, господин оберштурмбанфюрер, как скоро вы собираетесь проводить операцию и какая подготовительная работ а потребуется с моей стороны?
— Конечно, — тут же ответил Репп — Отдельные аспекты этого задания остаются проблематичными. Мне надо подождать данные разведки: подтверждение цели, стратегическое развитие событий, политические соображения. Что-либо определенное я смогу сказать через неделю. Возможно, даже и позже: очень деликатная работа. Многое зависит от факторов, на которые я не могу повлиять.
— Понятно, — ответил Фольмерхаузен.
— Более того, я скажу вам две вещи. Оружие и я поедем по отдельности. «Вампир» будет увезен отсюда другой командой. Они будут ответственны за доставку его в район цели. Меня заверили, что это надежные ребята.
— Хорошо, господин оберштурмбанфюрер.
— Так что вам надо будет подготовить снаряжение для перевозки. Ящик, коробку, не знаю. Все должно быть разложено и защищено от ударов. После того, что вы сделали, вряд ли это вас затруднит.
— Конечно, нет.
— И второе… Послушайте, расслабьтесь. Вы выглядите таким скованным.
Это было верно. Хотя Фольмерхаузен и сидел, он умудрялся сохранять позу прусского кадета.
— Я заметил, что в моем присутствии люди становятся нервными, — философски заметил Репп. — Интересно знать почему? Я не служу в тайной полиции. Я просто солдат.
Фольмерхаузен заставил себя немного расслабиться.
— Курите, если хотите.
— Я не курю.
— Ах да, верно. А я, пожалуй, закурю. — Он вытащил и закурил одну из русских папирос. Репп определенно в это утро был более живым, даже каким-то ярким в своем камуфляже. — Ну а теперь можно я буду с вами откровенным?
Он снова начал играть черным кубиком, который Фольмерхаузен заметил еще раньше.
— Германия проиграет эту войну. И очень скоро. Сейчас третья неделя апреля; к середине мая все наверняка закончится. Вы не относитесь к тем дуракам, которые считают, что победа еще возможна. Давайте, выскажите свое мнение.
И опять Репп поразил его. Фольмерхаузен сообразил, что его чувства отразились у него на лице, и поспешно закрыл рот.
— Да, я тоже так думаю. Полный провал. Мы все это знаем, — подтвердил он.
— Разумеется. Это вполне очевидно. В Берлине те, кто поумней, тоже знают. Но я говорю вам это по следующей причине: операция «Нибелунги» состоится. Независимо оттого, что произойдет в Берлине. Независимо от того, что английские диверсанты и американские танки окажутся здесь, за проволочным
