— Но так оно и было! — воскликнула Одрианна.
— Как скажешь. Однако эта картинка… Вот что, я вынуждена просить тебя, чтобы ты еще раз рассказала мне, что произошло в «Двух мечах», Одрианна. Подозреваю, что о половине событий ты умолчала.
Себастьян посмотрел на стопку бумаг на своем столе.
Кроме той газеты, что была у Моргана, пять других были привезены из города по указанию Себастьяна. А сверху лежала музыкальная газета, издаваемая мистером Томасом Троттером, живущим на Альбермарл-стрит.
Музыка и слова были написаны не кем иным, как самой мисс Келмслей. «Моя непостоянная любовь». Читая слова песни, лорд Себастьян напевал про себя мелодию. Похоже, песня чудесная, полная непритворной боли от недавно разбитого сердца. Скорее всего сама мисс Келмслей недавно пережила сердечную болезнь такого типа, а потом выразила свои страдания в этой печальной небольшой песне.
Себастьян обратил внимание на несколько заметок в скандальных газетах за прошлую неделю. Его имя нигде не указывалось, но всем было известно, что произошло в «Двух мечах», стало быть, теперь это известно уже всему обществу. Поэтому не так уж трудно догадаться, к чему все это приведет. Скандал будет нешуточным. И очень долгим.
Себастьяна не так удивило, что его обвиняют в приставаниях к мисс Келмслей, хотя он и не думал к ней приставать. Он всего лишь намекнул сэру Эдвину, что они встретились, потому что были любовниками. Мир знал, что он далеко не святой, поэтому едва ли кто-нибудь будет по-другому смотреть на вещи.
Однако все эти картинки и заметки не указывали на связь между ними. Его обвиняли в том, что он, пользуясь своей ролью в деле расследования смерти ее отца, угрозами заманил ее в постель. Так что кто- нибудь может предположить, что ему стало известно что-то новое об использовании плохого пороха, но он скрыл эти сведения в ответ на благосклонность мисс Келмслей.
Таким образом, его выставляют негодяем из негодяев. Получается, что он — не просто тип, который цинично использует невинную девушку, но еще и компрометирует самого себя, используя собственное положение для получения сомнительных удовольствий.
Себастьян обратил внимание на то, что к мисс Келмслей, чье своенравное упрямство привело ко всему этому, в газетах относились с большой симпатией. На картинках ее изображали милой, невинной, напуганной, смущенной, растерянной, сопротивляющейся жертвой. Причем даже те, кто вкладывал в ее руку пистолет.
Зато уж его изображения были столь убийственными, что лорд Себастьян почувствовал себя не готовым к грядущему дню, когда пробило десять часов. Однако в покои Моргана он все же направился, не надев при этом ни галстука, ни сюртука.
Морган старался держаться спокойно, из чего Себастьян заключил, что брат относится к нему с некоторым неодобрением. Несмотря на свое болезненное состояние, он оделся в дневное платье.
— Как твоя рука? — поинтересовался Морган.
— Она опухла и все еще немного болит, но рана заживает хорошо, — ответил Себастьян.
За завтраком они почти не разговаривали. Собственно, они мало разговаривали с того самого мгновения два дня назад, когда Морган показал брату картинку.
— Дела становятся хуже, — промолвил Себастьян. — Я имею в виду скандал. Произошел неожиданный поворот событий.
— Знаю, — кивнул Морган. — Мама вчера принесла мне еще несколько картинок с гравюрами.
— Как это предусмотрительно с ее стороны, — съязвил Себастьян.
— Для нее положение в обществе значит очень много, — сказал Морган. — Более того, это все, что у нее есть.
— Мои тревоги куда более существенные, чем переживания нашей матери из-за каких-нибудь намеков, которые ей сделают во время светских визитов, — заметил Себастьян. — Изменилось отношение ко мне. Правда, совсем немного, но я не ошибаюсь. Мое влияние поставлено под сомнение. Я скомпрометирован, равно как и мисс Келмслей.
Реакция на скандал была нешуточной. Каслфорд немедленно отказался от серьезных переговоров. У некоторых членов парламента, которых повстречал Себастьян, глаза вспыхивали удовлетворенным блеском, когда они смотрели на него. Но еще более многозначительным стал тот факт, что его не пригласили на важную вечернюю встречу, хотя при обычных обстоятельствах лорд Себастьян непременно оказался бы среди приглашенных.
— Твои достижения могут кое-кого раздражать, — задумчиво промолвил Морган. — А твое растущее влияние кому-то может показаться слишком стремительным. Вокруг тебя всегда будут люди, которым окажется не по нраву человек заслуженный, во многом превосходящий их.
Да, возможно, некоторые заслуги Себастьяна помогли его карьере, но происхождение и кровь значили куда больше. Всем было известно, что, несмотря на активную деятельность в палате общин, лорд Себастьян заменял там своего брата. А его собственное место было в кармане Уиттонбери. Потому что Морган был не только маркизом: этот знатный вельможа принес собственные конечности в жертву доброй войне, а это придавало Себастьяну больший вес, чем его влияние.
Однако Себастьян подозревал, что эта непрямая атака на него была вызвана не только завистью. Человек не может быть успешным политиком и не иметь при этом врагов. Всегда были победители, а это означает, что были и побежденные. А поскольку Себастьян обычно оказывался среди первых, то, без сомнения, находись люди, которые пожелали ему отомстить, выжав из скандала все, что можно. Так что его теперь занимал только один вопрос: окажется ли он в конце концов абсолютно бесполезным человеком. Как сказал Каслфорд, не случится ли так, что он в конце концов просто «выйдет из моды»?
— Наша мать переживает только за себя, — сказал Морган. — Как ты заметил, вся эта история пару раз поставит ее в неловкое положение, ну или еще что-то в этом роде. Ничуть не сомневаюсь, что ты можешь позаботиться о себе, так что даже если случится самое худшее, я не опасаюсь того, что ты запьешь. А единственным человеком, который пострадает серьезно, станет мисс Келмслей.
Морган посмотрел на улицу в окно. А потом слегка приподнялся на руках, чтобы чуть сдвинуться с места. Допив кофе, он принялся доедать завтрак, а его слова о мисс Келмслей так и повисли в воздухе.
Морган всегда был немного скучноват, однако при этом он всегда оставался предельно честен. Откровенность, честность, искренность, прививаемые мальчикам с младых ногтей, а также какие-то жизненные нюансы нередко мешали ему. Именно поэтому он не умел управлять разговором и хитрить, как это произошло только что.
Непонятно, как этот добрый и порядочный человек, почти не имеющий грехов, мог появиться на свет в своей семье. На отца он похож не был, это очевидно. Судя по словам матери, Себастьян пошел по следам своего родителя. Но Морган и на нее не походил, в нем не было материнского беспощадного равнодушия к боли других людей.
— Я этого не делал, — промолвил Себастьян. — Я не добился благосклонности мисс Келмслей, пользуясь обстоятельствами, и уж тем более такими, о которых все вокруг только и судачат.
— А я и не думал, что ты виноват, — пожал плечами Морган.
— Черт возьми!
Морган испугался вспышки гнева Себастьяна.
— Что бы там ни произошло, она дважды стала жертвой, не так ли? Сначала из-за истории с ее отцом, а теперь из-за этих сплетен, — произнес Морган.
— У всех преступников есть семьи, которые становятся жертвами их поступков.
— Именно так говорит наша мать. Я не отвечаю ей, потому что она никогда и никого не слушает. Однако тебе я скажу, что мне не нравится, что этот преступник — если он, конечно, был преступником — имел собственную семью. И эта семья будет теперь страдать, потому что твои враги используют это… недопонимание.
Морган посмотрел на Себастьяна. Тот не отвел глаз. Остальная часть разговора прошла без слов. А потом братья вернулись к своему кофе и почте.
— Я расскажу правду о том, что произошло в «Двух мечах», — промолвил Себастьян, вставая. — Думаю, что для всех так будет лучше.
— Правда — это всегда лучше, — заметил Морган.
