— Ничего не надо?! Зато мне надо — извинение! Причем немедленно, иначе — клянусь! — я брошу тебе вызов! —Поднявшись с места, герцог принялся в ярости мерить шагами комнату. А потом, запустив пятерню в волосы, оглянулся на Себастьяна. — Ты сошел с ума? Это же я! И я не владею ни мастерскими, ни фабриками. Да на кой черт они мне нужны? Не говоря уже о том, что они могут взорваться. И для чего, по-твоему, я высыпал из бочонков порох и добавлял туда какую-то дрянь?
— Да хотя бы ради развлечения, — пожал плечами Себастьян. — Ты же всегда любил валять дурака.
— Если ты считаешь, что я для развлечения стал бы рисковать жизнями солдат, то ты полный идиот! — разбушевался Каслфорд. — Да, я мог бы трахать их сестер, но такого не сделал бы никогда.
— Но ты же владел мастерскими по производству пороха, — заметил Себастьян. — Я видел документ, подтверждающий, что недавно ты их продал. И на нем стоит твоя подпись.
Каслфорд удивленно замер. А потом большими шагами подошел к двери, рывком распахнул ее и громко выкрикнул имя Эдвардса.
Молодой человек поспешил на его зов. Заставив Эдвардса замереть на месте под его пронзительным взглядом, Каслфорд указал пальцем на Себастьяна.
— Эдвардс, объясните ему, что у меня нет и никогда не было мастерских по изготовлению пороха! — рявкнул он.
У Эдвардса был вид человека, загнанного в угол. Он устремил взгляд своих широко распахнутых, перепуганных глаз на Себастьяна, потом перевел его на герцога и побледнел.
— Я жду! Скажите же ему это! — велел Каслфорд.
— М-м-м… милорд… вообще-то… — еле слышно промямлил Эдвардс. Затем, с трудом сглотнув, продолжил: — Некоторое время вы все-таки владели мастерскими… Помните? Вы получили их в качестве уплаты джентльменского долга. Я писал письмо вашему поверенному, в котором просил продать их, чтобы получить хоть какие-то деньги.
Каслфорд наградил молодого человека столь яростным взглядом, что тот в испуге попятился.
— Если хотите, милорд, я разыщу копию этого письма, — предложил он.
— Кто, черт возьми, навязал мне эту фабрику?
— Понятия не имею… Я лишь помню, что писал письмо поверенному.
— Ступайте и найдите копию письма, — приказал герцог.
Эдварде был счастлив уйти.
— Думаю, она в вашем кабинете, — проговорил он. — Я все там переверну, но найду ее.
Каслфорд снова упал на диван.
— Я поговорю со своим поверенным и пришлю тебе все, что у него есть, Саммерхейз, — сказал он. — И если я действительно какое-то время владел мастерскими, о которых ты толкуешь, он, возможно, знает имена хозяев или еще что-то. — Внезапно на его лице появилось обеспокоенное выражение. — Но если то, о чем ты говорил, происходило в то время, пока мастерские были в моем владении, то я, разумеется, возьму на себя всю ответственность.
Нелепая ситуация! Каслфорд ежедневно изводил общество своим поведением. Он всю свою жизнь посвятил тому, чтобы упорно придерживаться неправедного пути. Его выходки были настолько неприличными, что уже никого не тревожили. И вот теперь выходит, что этот просчитанный до мельчайших подробностей бунт может оказаться ничтожным из-за инцидента, в котором нет его вины.
— Не стоит торопиться, — сказал Себастьян. — Я подожду ответа твоего поверенного. Или ты сам можешь сообщить мне, что стало известно о подробностях дела.
— Это очень мило с твоей стороны. — Сардоническая усмешка герцога напомнила Себастьяну о молодом Каслфорде — таком же плохом, но не столь погруженном в грехи.
Себастьян невольно улыбнулся при воспоминании об этой старой дружбе.
— Надеюсь, на этот раз я не был слишком скучным и докучливым, — промолвил он.
— Совершенно не был! — кивнул герцог. — Но могло выясниться, что мне поставили «шах» в игре, а я при этом даже не знал, что сел за шахматную доску.
— Я решила, что не стану заводить любовников, — заявила Одрианна.
Она сказала это ночью, лежа рядом с мужем после страстного соития, в те мгновения, когда пара отдыхает от блаженных трудов и обычно не произносит ни слова, чтобы не испортить хрупкого очарования этих чудесных минут.
Мозг Себастьяна лениво переваривал ее слова.
— А я и не знал, что ты собиралась завести любовника, — наконец промолвил он.
— Да нет, вообще-то я не собиралась, — сказала Одрианна. — Но мы же договорились, что я смогу сделать это позже, если мне захочется.
— И почему ты решила, что не будешь делать этого? — полюбопытствовал Себастьян.
— Не беспокойся! Ты ведь уже знаешь, что я не похожа на твою мать и не стану донимать тебя ревностью и дурацкими придирками.
Себастьян стал раздумывать над собственной реакцией на эти слова. Мальчишеская радость — ну, это само собой — по поводу того, что он один будет владеть ею вечно. Облегчение — ведь она поняла, что яд ревности и придирок может проникнуть в семейную жизнь. Однако где-то в глубине души его все же терзало раздражение, вызванное тем, что Одрианна вообще заговорила на эту тему.
— Не думаю, что можно всерьез принимать такие решения, да еще на будущее, — промолвил он. — Вот если бы ты заговорила об этом лет через десять…
— Нет, не заговорю, — остановила мужа Одрианна, заглядывая ему в глаза. — Не заговорю, — повторила она.
Себастьян не собирался противиться такой уверенности. Уж если она решила быть верной, не в его интересах просить ее об обратном. Однако…
— Это из-за того, что я пообещал убить их? — спросил он.
Одрианна рассмеялась:
— Нет, конечно. К тому же я знаю, что ты бы никого не убил.
И снова не в его интересах было говорить жене, что на это он как раз был вполне способен. Поэтому своим решением Одрианна спасла его от дуэли-другой. Так что для него все складывалось вполне благополучно. Но все же…
— Ведь мне и без того известно, что ты не похожа на мою мать, когда дело касается ревности и придирок.
— Неужели это так очевидно? Я ведь, кажется, не показывала склонности ни к тому ни к другому, — заметила Одрианна.
— Нет, но… — Вероятно, все дело в том, что у нее просто не было причин придираться к чему-то или испытывать ревность, решил Себастьян. Впрочем, вполне возможно, что ему стоит быть благодарным за то, что с самого начала их брака жена приняла особенности мужского характера.
Здравый смысл подсказал Себастьяну, что ради мира и гармонии в предстоящие годы ему следует прекратить разговоры на эту тему. Раз и навсегда.
Но опять-таки…
— Но почему же, черт возьми, ты решила, что у тебя была хоть какая-то причина ревновать? Я ни разу не отвернулся от тебя. Черт возьми, да уже в течение месяца я ни одной ночи не спал спокойно!
Одрианна замерла, а потом села. И опустила на него глаза.
— Признаться, твои слова меня поражают, — заметила она. — Я набралась смелости сказать тебе, что решила хранить тебе верность, а ты почему-то разозлился.
— Вовсе я не разозлился, — возразил Себастьян.
— Не знаю, во всяком случае, разговариваешь ты сердито, — ответила она. — И я не понимаю почему. Более того, я бы сказала, что все это к тебе не имеет никакого отношения.
— Как это — не имеет? Как раз имеет! — возмутился Себастьян. — Ты же собираешься быть мне верной, не так ли?
— А ты бы предпочел, чтобы я была неверна?
— Разумеется, нет, — отрезал он. — Но я хочу знать, почему ты решила, что я уже был неверным?
