Похороны чародея

страдающих этим страшным заболеванием.

— Сюда никто не заходит, — сказал первый говоривший. — Мы удивились, когда увидели ваш костер.

Солдат сказал:

— Мы ищем крепость Халифа Сильнейшего.

— Тогда вы правильно идете. Его земля начинается по другую сторону Стоячего озера.

Солдат с Голгатом по вполне понятным причинам сторонились прокаженных. У одних была сухая проказа, у других мокрая. Самой заразной была вторая. И те, и другие оставляли на месте ночевки куски своих тел: там кусок пальца, там — мочка уха. Прокаженные поднялись, помогая друг другу встать на ноги, и поплелись прочь, старательно избегая двух здоровых людей. Солдату было очень жаль несчастных. Его собственные проблемы сразу отошли на второй план и стали казаться ничтожными по сравнению с бедой этих людей. Им приходилось как-то добывать себе пищу и питьевую воду, беречься диких зверей и, что немаловажно, не погрузиться в бездну отчаяния, подстерегающую любого, кто имел несчастье заболеть смертельным недугом.

На этом берегу озера путники еще не раз встречали прокаженных. Солдат полагал, что люди эти должны были бы затаить злобу на весь мир из-за того, что болезнь постигла именно их. Он считал, что прокаженные обязательно винят кого-то в душе, потому что наверняка стали жертвами того или иного колдовства. Злодей или завистник призвал дьявольские болезни войти в их тела и превратить обычных здоровых людей в ходячие трупы. И все-таки прокаженные по большей части смиренно принимали свою судьбу — по крайней мере, они не восставали против всего мира. Может, некоторые из них втайне и питали ненависть к людям, которых считали виновными в своей болезни, но Солдат и Голгат к числу последних не относились.

Впрочем, и здесь были исключения. Однажды к путникам приблизился прокаженный, которому очень хотелось с ними пообщаться. Нарушителю пригрозили мечом, и тот, наполовину обезумев от тоски и горя, удалился, выкрикивая нечленораздельные ругательства.

На третью ночь пути друзья, как обычно, развели костер. За день их так успели накусать насекомые, что терпеть не было сил. Кожу покрывали огромные красные шишки. Москиты предпочитали нижнюю часть ног, комары и другие летающие насекомые выбирали более мягкие места — шею, лицо, тыльные стороны ладоней. Какие-то бескрылые насекомые заползали под туники и оставляли на бедрах и животах массу волдырей. Чего только не перепробовали путники! Однажды они даже попытались зайти в воду, преодолев брезгливость, и некоторое время шли вдоль берега. В итоге их сплошь обвешали пиявки. Пришлось остановиться, развести костер и прижигать пиявок раскаленным прутом — так крепко держались кровопийцы.

Плохие это были места, недобрые. Неудивительно, что прокаженных сослали именно сюда.

Солдат проснулся, когда мертвенно-бледный рассвет коснулся его лица, и обнаружил, что кто-то спит с ним в обнимку. «Ночью под одеяло залез прокаженный!» — с ужасом подумал Солдат. И вскочил с перепугу, удивляясь между делом, какая у прокаженного холодная кожа.

Однако, поднявшись, он понял, что ложе с ним делил отнюдь не прокаженный. Солдат никогда прежде не видел таких людей. Человек был с головы до пят укутан в бесформенное черное одеяние, страшное лицо наполовину скрывал черный капюшон.

Странный незнакомец встал на ноги и оказался на добрых три фута выше Солдата. Впрочем, Солдат уже не мог ничему удивляться. Его обуял безграничный ужас, в мыслях наступил полный хаос, сердце оцепенело.

— Что, испугался? — спросило существо голосом, который отражался многократным эхом в неведомых горах. — Смерть никогда не видел? Мы ведь наверняка уже встречались в воображении или снах.

Смерть уставилась на Солдата бездонными глазами — глубже и чернее пещер на самом старом утесе. Ее губы были покрыты трещинами и язвами, как кора древнего дуба. Кожа на лице — если можно это назвать кожей — была испещрена дырами, в которых копошились черви и личинки мух.

— Никогда. — Солдат оцепенел от страха и отвращения. — Нет, еще никогда.

— А почему ты так на меня смотришь? — спросила Смерть.

— Да любой будет так на тебя смотреть. Вот уж не подумал бы, что буду глядеть в лицо Смерти. По крайней мере, не сейчас. Оказывается, ты тоже иногда спишь.

Смерть нетерпеливо фыркнула.

— Мне приходится отдыхать, как и всем остальным. Даже Великий Создатель отдыхал после трудов праведных.

Смерть говорила, и слюна падала из ее рта прямо на землю, откуда тотчас пускались в рост желтовато-зеленые чахлого вида растения. Они засыхали, едва достигая высоты лодыжки.

Солдат поглядел на Голгата, который лежал и не просыпался. Страшная мысль сжала его беспокойно колотящее сердце стальными пальцами.

— Ты пришла за ним? Забрала моего друга?

Смерть поглядела на человека, мирно почивавшего по ту сторону костра, и покачала головой.

— Нет, нет. Мне нужен кое-кто из крепости Халифа Сильнейшего. Но раз уж мы встретились… я все равно приду за тобой через два дня, в полночь, так почему бы тебе не пойти со мной сейчас — сбережем друг другу время и нервы.

— Ты должна прийти за мной? — простонал Солдат упавшим голосом. — А кто меня убьет?

— Никто тебя не убьет. Ты умрешь от старости. Хватит, Мукара, пожил свое. — Смерть стала осматриваться по сторонам. — Нехорошие это места, Мукара из Олифата. Что делает правитель в таком месте с единственным слугой, да еще в преддверии своего конца? Какой демон овладел твоим рассудком настолько, что ты решился покинуть смертное ложе?

— Как? — воскликнул Солдат. — Как ты меня назвал?

— А то ты сам не знаешь, как тебя зовут, султан Мукара!

Солдат засмеялся, едва не впадая в истерику.

— О хвала небесам, ты ошиблась! Я не султан. И зовут меня не Мукара. Ты не того нашла.

Смерть сощурила глаза и так широко открыла рот, что Солдат увидел в нем неописуемые ужасы: голые тела мужчин и женщин извивались и сплетались в узлы; целые королевства косили чума и мор; голод и войны опустошали страны.

— Я никогда не ошибаюсь, — буркнула Смерть.

—Я что, похож, на старика? Я кажусь тебе больным? — закричал Солдат.

Смерть внимательно рассматривала Солдата, плотно сжав губы.

— Глаза мои стары, их замутнило нескончаемое время.

Кроме того, все на самом деле обстоит совсем не так, как видят глаза. Ты тот, кто ты есть. Ну скажи, если ты не Мукара, тогда кто?

Тут Солдат понял, в какой переплет угодил.

— Меня зовут Солдат.

— Это не имя, а занятие. Скажи свое имя.

— Я не знаю. Забыл.

— Ну, тогда почем тебе знать, что ты не Мукара из Олифата? — поинтересовалась Смерть, сделав вполне разумное заключение.

— Потому что Мукара принадлежит этому миру, а я — нет. Я пришел из другого места.

— Из какого?

— Я… я не знаю. Посмотри на мои глаза. Видишь, они голубые.

— Я слышала, что у некоторых птиц и рептилий тоже голубые глаза.

— Но у людей таких нет.

— Мне неинтересно, какого цвета у тебя глаза. Я все равно вижу только черное и белое. Я — Смерть. Ты не знаешь, кто ты, откуда пришел. Ты что, сумасшедший? Нельзя же просто взять и забыть, кто ты такой, ради того лишь, чтобы избежать смерти. Вспомни свою жизнь! Вспомни бесчисленные казни; мужчины, которые оскорбляли тебя, не вовремя испустив газы или высморкавшись; женщин, которые отказывались спать с тобой и со слезами — молили о пощаде; детей, чей плач приводил тебя в бешенство. Ты истреблял своих подданных тысячами, когда они жаловались на высокие налоги. Ты