обстреливали их с относительно безопасной позиции из окон казарм или из-за стены, окружавшей плац. Более того, у атакующих не было не только автоматического оружия, но и гранат, не говоря об артиллерии. Это был не штурм, а пародия на него, заранее обреченная на провал.
– Того, кто это задумал, следовало бы забрить в солдаты, – мрачно сказал Эрл, которого удручали лужи крови на асфальте, свидетельствовавшие о человеческой глупости.
– Да, это явно не фон Клаузевиц[53], верно? – спросил Френчи.
– Я не знаю, кто такой ваш фон Клаузервиц, но подобного безобразия не допустил бы даже самый обкурившийся солдат.
– Обязательно передам Роджеру, – пробормотал Френчи и повернулся к майору, который только что повесил трубку, – Ну что, мы можем проехать? Вы закончили переговоры?
Майор моментально преобразился. Сообщение из штаба, каким бы оно ни было, заставило его залебезить:
– Прошу прощения, сеньор Шорт, я не знал… Мне только что сообщили… Я получил приказ оказывать вам всяческое содействие.
– Нет проблем, приятель, – ответил Френчи. – Просто пропустите нас внутрь, чтобы мы могли увидеть все своими глазами и как можно скорее сообщить об этом в мой штаб.
– Есть, сэр, есть, сэр…
С этими словами он подал знак солдатам, корчившим из себя героев, чтобы те расступились, отогнали толпу и освободили дорогу. Френчи завел двигатель черного «форда» и через ворота проехал во двор казарм, куда проникло всего несколько повстанцев.
– Вы готовы к этому? – спросил Френчи Свэггера. – Эрл, вы думаете, что после Тихого океана вам ничто не страшно. Но вы ошибаетесь. Это зрелище проймет даже вас.
Они проехали немного дальше и вышли из микроавтобуса.
Отовсюду неслись крики.
К этому времени полиция схватила в разных районах Сантьяго по крайней мере шестьдесят человек: одних в нескольких кварталах от казарм, других в военном госпитале, куда те обратились за медицинской помощью, третьих в отеле «Рекс», стоявшем на той же улице, четвертых – довольно далеко отсюда. Всех привезли во двор казарм и начали допрос.
Большинство было избито во время ареста, а кое-кого продолжали зверски избивать до сих пор. Но это нельзя было назвать пытками. Просто так получилось. Эрл обвел глазами двор и увидел десяток сцен насилия. Два солдата прижимали пленника к земле или стене, а двое других били его прикладами винтовок, но не так сильно, чтобы вышибить ему мозги: удары должны были причинить жертве максимум боли – сломать нос, выбить зубы, раздробить коленную чашечку, лодыжку или стопу. Пленные кричали негромко – у большинства просто не оставалось сил для этого. Лицо одного из избиваемых было так окровавлено, что Эрл понял: бедняге не выжить.
– Парни не теряют времени, верно? – сказал Френчи.
– Это только подготовка, – ответил Эрл, кивнув на палатку, разбитую на авеню Монкада, у главного входа в казармы, рядом с пулеметным гнездом. Большинство криков доносилось именно оттуда. Служба безопасности успела оцепить это место колючей проволокой. – Держу пари, там работают вовсю.
– Вы правы, – ответил Френчи.
– Давайте заглянем и посмотрим, что там творится. Хочу понять, на чьей я стороне.
– Да, конечно. Мы можем поговорить с их командиром.
– Если он мужчина.
– О да, он мужчина.
Эрл и Шорт подошли поближе, и, конечно, лейтенант шуганул их, но Френчи шепнул три магические буквы и предъявил удостоверение. Лейтенант тревожно оглянулся на майора, тот кивнул, и их пропустили.
Никто им не мешал. Они сделали несколько шагов и застыли как вкопанные: навстречу вели человека. Оба глаза пленника были закрыты повязками, однако из-под них текли реки крови и заливали лицо. Человек едва ковылял. Он пробормотал что-то патетическое, а потом упал на колени и зарыдал.
– Держи себя в руках, – сказал офицер, вынул из кобуры автоматический пистолет «стар», наклонился и быстро выстрелил человеку в затылок.
Жертва рухнула вперед, и ее череп со стуком ударился об асфальт. Человек лежал неподвижно, а кровь, хлынувшая из раны в голове, смешивалась с кровью из глаз.
Офицер сунул пистолет в кобуру и крикнул. Подошли два солдата и потащили труп прочь.
– Это был предатель и ублюдок Сантамария, – заявил офицер двум американцам. – Считал себя умнее всех, но посмотрите, как он кончил. Вот так на Кубе карают за измену.
– У вас есть чему поучиться, – сказал Френчи.
– Да уж.
– Что вы обнаружили?
– Обратитесь к офицеру внутри. К Латавистаде. Он здесь главный. Все ответы у него. Он их раскалывает.
– Это был тот самый человек, о котором мы думали?
– Его имя вырвали у приговоренных.
– Кто-нибудь знает, куда он исчез?
– У них не было плана. И маршрутов отхода тоже. Этот трус сбежал, вот и все. Мы поймаем его, потом с ним побеседует Ojoc Bellos, а потом его расстреляют так же, как этого пса Сантамарию.
– Спасибо, – сказал Френчи.
– Конечно. Тут наши страны – партнеры.
Во время этой беседы Эрл стоял как столб. Его бесстрастное лицо не выражало ни ужаса, ни отвращения, ни осуждения. В свое время он видел столько трупов, что реагировать на них не имело смысла, следовало только помнить.
Они с Френчи вошли внутрь.
Там творил чудеса Ojoc Bellos, он же Рамон Латавистада. Его форма была пропитана кровью, как фартук мясника. Крики были жуткими, боль ужасной, и стоявший перед ним скованный человек дрожал, корчился и молил о пощаде. Капитан, напротив, был холоден и спокоен. Он работал неторопливо и точно, как опытный хирург. Резал, шепотом задавал вопрос, серьезно выслушивал ответ, советовался с подчиненными, проверял и перепроверял сведения, делал заметки, а потом возвращался к работе. Причинял мучения с видом сельского врача, сообщающего плохую новость давнему пациенту. Делал вид, что испытывает такую же боль, как и они сами, умолял не молчать, а потом резал их, резал снова и снова.
– Вы – те самые американцы, о приходе которых нас предупредили? – спросил молодой лейтенант тайной полиции.
– Да. Что вы выяснили?
– Это Кастро, как мы и предполагали. Он все провернул очень быстро. Месяц назад большинство этих людей только грезило о революции. Но когда раздался звонок, они тут же покинули нормальную жизнь и бросились помогать этому человеку. Поразительно… Видимо, у него действительно есть дар. Конечно, они надеялись, что сейчас будут пить шампанское в президентском дворце, а не звенеть цепями, в которые их заковал Ojoc Bellos. Впрочем, мы возьмем его.
– Как ему удалось уйти? – спросил Френчи.
– Он сражался до конца. Большинство к тому времени уже ушло. Многие помнят, как он вел огонь. Скажу прямо, в смелости ему не откажешь. Вот почему он так опасен. В нем течет кровь конкистадоров. Поэтому его нужно поймать и расстрелять.
– Значит, никто не видел, как он сбежал?
– У Ojoc Bellos есть одна гипотеза. Кто-то из раненых, которые не могли бежать, должен был видеть все до конца. Поэтому мы сравниваем показания и пытаемся вычислить пленника, который после ранения остался на поле боя. Увы, большинство этих людей не вынесло гнева солдат.
– Их пристрелили на месте?
– Признаюсь, это было ошибкой. Но если такой человек существует, Ojoc Bellos найдет его. От Ojoc Bellos ничто не утаится. Рано или поздно он узнает все.
