Она быстро зашагала дальше, но Каслфорд снова взял ее за локоть. На этот раз он вывел Дафну из толпы, повернул один раз вправо, другой — влево, и вскоре они оказались на тропинке, известной только тайным любовникам и тем, кто хочет встретиться скрытно. Эту заросшую тропу освещали всего несколько фонарей. Густые тени обеспечивали конфиденциальность.
Каслфорд остановился в одной из таких теней и ладонями взял ее лицо. Поцелуй, сначала жесткий, почти жестокий, стал мягче и слаще. На Дафну нахлынули воспоминания о том, что произошло на барке, почти не оставив места для гнева на Латама.
Каслфорд взял ее под руку, и они углубились в темноту.
— Представьте себе, если получится, что вы родились старшим сыном герцога, — попросил он.
— Не могу. Достаточно подумать о том, как мне будут потакать во всем и как меня это избалует.
— Потакать будут. Но как только вы научитесь говорить, начнутся уроки и подготовка. Вам ни на минуту не позволят забыть о будущем социальном положении. К вам будут относиться не так, как к другим, даже ваш наставник будет вам во всем уступать. Потом вы отправляетесь в школу, и там положение становится еще хуже. Все: учителя, надзиратели, другие мальчики, даже сыновья графов ищут вашего внимания и дружбы, помня о том, кем вы однажды станете.
— Только не Хоксуэлл. И не лорд Себастьян.
— Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что у них нет никаких скрытых мотивов. Годы! И дело не в том, что я виню за это людей. Это так просто потому, что это так. Я этого ждал, да и сейчас жду.
Дафна задумалась, каково это: всегда предполагать, что предложения дружбы — это всего лишь надежда на получение каких-то благ.
— А вот Латам был таким же, как я, — произнес Каслфорд. — Разве удивительно, что мальчишками мы с ним подружились? Наш союз не давал никакой выгоды ни одному из нас. Нам никогда не пришлось бы искать покровительства друг у друга. И поскольку мы оба должны были стать герцогами, нам не требовалось изображать друг перед другом будущих герцогов.
Дафна не хотела соглашаться с тем, что он говорит. Она предпочитала думать, что характер Латама был очевиден уже тогда. Но при этом она прекрасно понимала, что это не так, чуть ли не весь мир до сих пор не понял, что Латам собой представляет. Даже ей потребовалось немало времени, чтобы разглядеть правду.
— А когда вы поняли, что эта дружба не продлится долго?
Каслфорд пожал плечами.
— Я почувствовал это, когда достиг совершеннолетия. К тому времени мы с ним успели погрязнуть во всех возможных пороках. Он настаивал на осторожности и осмотрительности, говорил, что из-за отца и этих его дядюшек-епископов. Но скрытность давала ему полную свободу действий, которую он использовал в самых низменных целях. Я находил, что некоторые его поступки становились все более и более гадкими. Он получал удовольствие от самых скверных видов безнравственности. — Каслфорд помолчал, а затем проговорил более задумчиво: — Он получал удовольствие от жестокости по отношению к лошадям, к людям и не проявлял ни малейших угрызений совести.
— А теперь он герцог и может быть жестоким, и никто слова ему поперек не скажет. Ничего удивительного, что сегодня вечером он выглядел таким счастливым.
Они дошли до конца дорожки. Впереди сияли фонари, до них уже доносился шум толпы.
— Похоже, вы его очаровали, — произнес Каслфорд. — Он расспрашивал меня, хотел выяснить, кто вы такая.
— Лучше бы он меня не видел и не знал, как меня зовут. — Дафна изо всех сил старалась, чтобы в ее голосе не прозвучал страх, но мысль, что теперь Латам знает ее имя, ужасала ее. — Не думаю, чтобы я его очаровала, просто он догадывается, что я знаю о нем правду. И ему вовсе не нравится, что я дружу с людьми, чье мнение имеет значение в свете.
— Может, и так, а может, и нет. Если он начнет вас преследовать, скажите мне.
Дафна рассмеялась.
— На свете есть мужчины, которые могут посоперничать с вами, Каслфорд, но он не из их числа.
— Тем не менее вы должны мне сказать.
Они отыскали свою компанию и направились к лестнице. Каслфорд окликнул барку, ожидавшую их чуть ниже по реке.
Когда они ступили на палубу, Селия бросила на Дафну понимающий взгляд.
— Ты же знаешь, что от него одни неприятности? — тихонько произнесла она.
Дафна подумала, что речь идет о Латаме, и уже хотела согласиться, но тут сообразила, что подруга сделала свои выводы из их уединенной прогулки с Каслфордом.
Селия придвинулась еще ближе.
— Говорят, он делает своим любовницам великолепные подарки, так что если в голове одни глупости… впрочем, моя мать всегда говорила, что если уж приспичило повести себя скандальным образом, то с тем же успехом можно выбрать в соучастники не бедняка, а богача.
При упоминании о подарках взгляд Дафны метнулся к столу, затем она подошла поближе и всмотрелась внимательнее. Ничто не блестело рядом с ее местом. Или бриллиант упал на пол, или его подобрал кто-нибудь из слуг или из команды.
— Я его забрал. — У нее за плечом вырос Каслфорд. — Решил сделать комплект. Серьги. А это значит, ему нужна пара.
— Мне не нужны бриллиантовые серьги, и я не хочу, чтобы вы это делали.
— Я знаю, но вы все равно их получите, чтобы я смог увидеть вас в них и — должен добавить — больше ни в чем. Если захотите, можете потом продать.
Потом.
— И никогда не говорите, что герцог Каслфорд не умеет четко выражать любые свои намерения.
На следующий день стало жарко. Настолько, что Каслфорд, лежа утром в постели, подумал, что неплохо бы совершить загородную прогулку.
Это странно. Он терпеть не мог деревню.
Но только на этот раз, если он поедет, то возьмет с собой Дафну. Они смогут заняться любовью в озере. Никогда раньше это не казалось ему привлекательным, но стоило представить себе Дафну, обнаженную, блестящую от воды, как он резко переменил свое мнение.
В голове все еще роились эти картинки, когда ему принесли кофе и почту. Он перебрал письма, складывая их на голую грудь, и решил, что все они могут подождать до возвращения мистера Эдвардса. Однако в самом низу стопки обнаружилось толстое письмо от самого мистера Эдвардса.
Вряд ли будет правильным отдать человеку для ответа его собственное письмо, так что Каслфорд вскрыл конверт. Четыре сложенных страницы!
Начав с раздраженных жалоб на клопов, Эдвардс перешел к длинному, скучному, точному отчету о деятельности инженеров.
В конце третьей страницы интонации и почерк изменились. Мистер Эдвардс внезапно оборвал отчет и с видимым волнением нацарапал, что только что заметил какого-то незнакомца, следившего за домом. Он кинулся в погоню, но бесполезно — каким-то образом написанное передавало его затрудненное после погони дыхание, — однако теперь, раз деятельность инженеров привлекла внимание чужаков, которые нарушают границы собственности, он тревожится о дамах.
Он умоляет его светлость дать совет, как поступить с этим опасным осложнением, подвергающим риску как секретность дела его светлости, так и безопасность женщин, которых ему велено оберегать.
Он завершил письмо, сообщив, что пишет из дома леди, где занял позицию в парадной комнате с