— Я хотел с ним посоветоваться по поводу вложения денег, которое собираюсь сделать.
— Да, хорошо, — Джессика двигала по тарелке отбивную, к которой даже не притронулась, — он будет дома завтра.
За все время, пока они говорили, отец ни разу не взглянул на дочь. Он вообще редко смотрел на нее, когда разговаривал. Как-то раз Джессика подумала, что она видела его затылок и макушку гораздо чаще, чем лицо. Хотя, может быть, это было и к лучшему, потому что когда он все-таки пронизывал ее своими тяжелыми, осуждающими глазами, она всегда неожиданно терялась и не могла найти нужных слов.
Какое-то время они ели молча. Время от времени Джессика смотрела на прекрасный вид, открывающийся из окна, и жалела, что из ее дома не было видно такой красоты. Все, что она и Джон могли видеть из своего окна, был бульвар Сансет.
— А о чем это твое новое дело, дорогая, — спросила миссис Муллиган.
— Вы когда-нибудь смотрели «Северная окраина, пять»?
Отец поднял на нее глаза.
— Это телесериал про больницу? Самая банальная чушь, которую я когда-либо видел. Кому охота смотреть шоу про больных людей? Оно предназначено для идиотов, я не сомневаюсь.
— А мне нравится, — мягко сказала миссис Муллиган.
— Ничего удивительного. Женщины вообще обожают тему болезней и смерти.
— Ну а, правда, мам, — сказала Джессика, — ты читала об актрисе из этого шоу, которая подала в суд на продюсера и студию за нарушение контракта?
Миссис Муллиган уже было открыла рот, чтобы ответить, но вместо нее ответил ее муж.
— Я вообще не понимаю, чего она так завелась. Насколько я знаю, они предложили ей другую роль в другом шоу, причем роль лучше, чем эта, и за большую плату. Она же бросила сценарий прямо им в лицо, как я слышал.
— Это внешняя сторона дела, па. Ее преследуют потому, что звезда этого шоу вдруг невзлюбила…
— Передай, пожалуйста, сметану, Джесс.
— Мне кажется, она стала довольно хорошенькой после того, как сбросила все эти килограммы. Похожа на африканскую принцессу.
— Это шоу продюсера, — отрезал мистер Муллиган. — Это его деньги. Если он не хочет, чтобы она там играла, он имеет право выбросить ее. В конце концов, она же нарушила договоренность, изменив внешность.
— Но, па, в контракте ничего не сказано о том, что она должна быть толстой.
Мистер Муллиган размял картошку со сметаной и нахмурился:
— Хелен, как долго ты готовила эту картошку? Джессика раздраженно взглянула на мать и опять опустила глаза в тарелку.
В доме Муллиганов стен как таковых не было. Столовая плавно переходила в гостиную, которая в свою очередь как бы переходила в жилую комнату. Дом был шикарный, с полированными мраморными полами, белыми, как снег, стенами, мебель была выдержана в светлых пастельных тонах, тут и там стояли редкие и очень дорогие скульптуры.
Джим Муллиган, ушедший на пенсию бизнесмен, все время проводил на поле для гольфа, в то время как его жена занималась аранжировкой цветов, раскладыванием пасьянсов и посещением собраний «Общества следящих за своим весом». Сейчас они перебрались пить кофе в гостиную, так как на улице было слишком холодно, чтобы сидеть в саду и слушать журчание фонтана.
Джим занял самое удобное место на диване и потянулся за программой передач, а миссис Муллиган повернулась к дочери и сказала:
— Ты выглядишь сегодня ужасно чем-то озабоченной, дорогая.
— Это все дело, которое я сейчас веду. Я просто не знаю…
Мистер Муллиган посмотрел на Джессику поверх своих очков. Он был безумно горд, когда его младшая дочь закончила с отличием Стэнфордскую школу юристов. Он планировал открыть ей контору здесь, в Палм Спрингз. Он даже поговорил об этом с Джоном Фрэнклином, новым мужем Джессики, и тот одобрил эту идею, но Джессика приготовила сюрприз для них обоих, сказав, что будет практиковать где-то в Голливуде, и что собирается заниматься законодательством в мире развлечений. По понятиям Джима Муллигана, это ничуть не лучше, чем быть простым агентом.
— А в чем, собственно, состоит дело? — спросила миссис Муллиган, чувствуя на себе неодобряющий взгляд своего мужа.
— Я представляю Латрисию Браун.
— Ту самую, из больничного шоу?
— Она знает Микки Шэннона, а он направил ее ко мне.
— У нее нет никаких шансов. Какая-то эпизодическая актриса против могущественной студии и одного из самых популярных продюсеров? Почему эта глупая девчонка не приняла их предложение? Я думаю, они были с ней даже слишком щедры.
— Потому что, па, — медленно сказала Джессика, — это — дело принципа. Она решила бороться и попросила меня представлять ее.
— Что собираешься делать, дорогая?
— Я еще, правда, не знаю, ма. Утром мы встречаемся с Барри Грином на студии.
Джессика взглянула на отца. Он с мрачным видом изучал программу передач.
Какое-то время они продолжали пить кофе в тишине. Каждый раз Джессика с тяжелым сердцем ехала навестить своих родителей — она приезжала, главным образом, чтобы доставить удовольствие маме. У них не было ничего общего с отцом, они абсолютно во всем были несогласны, а мама не могла нанести ни одного визита, чтобы не упомянуть что-нибудь из детства Джессики. Обычно вечер заканчивался тогда, когда Джессика смотрела на часы и считала минуты, когда наконец она может уйти.
Она была не просто обеспокоена делом Латрисии Браун, она начала по-настоящему волноваться. Джессика попыталась поговорить об этом с Джоном перед его отлетом в Сан-Франциско, но он не стал слушать.
Джессика не понимала, почему им не нравится специальность, которую она выбрала. Несомненно, в области творческой собственности нужны были эксперты-юристы. Джессика и ее партнер имели дело не только с контрактами, но и авторским правом, плагиатом, правами артистов и всем, что как-либо касалось книг, телевидения или кино. А сейчас, допивая кофе и поглядывая на часы, Джессика подумала: возможно, потому, что в обычной жизни ее окружали люди, занимающиеся промышленностью — ни Джон, ни ее отец не одобряли ее работу.
Она подумала о встрече завтра утром. Она уже стала плохо спать по ночам из-за этого. За те четыре недели, что прошли с тех пор как Джессика согласилась взяться за это дело и представляла мисс Браун, она так и не придумала, каким образом они могут выиграть дело у Барри Грина и студии. Хотя в контракте действительно не было ничего сказано о том, что Латрисия должна оставаться толстой, в нем все-таки предполагалось, что она не может резко менять свою внешность без одобрения студии. Такое похудение ведь не было частью шоу, оно не предусматривалось сценарием.
Мало того, газеты еще сообщили о том, что Барри Грин и студия предложили Латрисии Браун щедрую компенсацию. Она отвергла ее, и в результате симпатии общества к ней стали таять. Повышение гонорара и новая машина многим читателям «Лос-Анджелес Таймс» казались хорошей ценой. Но Латрисия не отказывалась от своей борьбы, потому что, как заявила она, пришло время, чтобы кто-нибудь показал хозяевам студии, что актеры не являются их собственностью, которой они могут распоряжаться, как им взбредет в голову.
Почти каждую минуту прошедшего месяца Джессика провела в раздумьях над этим делом, стараясь найти какую-нибудь штуку, за которую можно было бы зацепить Барри Грина. Но у него были деньги и власть, а Латрисия — чернокожая женщина, которая, к тому же, не сможет заплатить адвокату.
Джессика чувствовала себя Давидом, идущим против Голиафа, и очень беспокоилась, потому что она не знала, что будет говорить на завтрашней встрече, у нее не было ни малейшей зацепки.
В то же время она знала, на что шла. С самого начала было понятно, что это невыигрышное дело для ее клиентки. По контракту с Латрисией студия в буквальном смысле владела ею и могла делать все, что
