почему Беверли поддерживала Дэнни Маккея.
В прошлом году, когда он объявил, что выставляет свою кандидатуру на президентские выборы, Беверли поняла, что пришло время, когда она может отомстить ему. Она тоже читала «Государя» и знала, какой ужасной философией руководствовался Дэнни. Человек, стремящийся приносить добро всеми своими делами и поступками, ничего не достигнет, — написал Макиавелли. — Поэтому государь, который выживет, должен научиться быть не только хорошим.
Когда Беверли прочитала эти слова и еще другие: Государь должен всегда быть готов пойти по пути зла, — она поняла, что за странный свет загорелся в глазах Дэнни много лет тому назад, когда она случайно наткнулась на его школьные книги и Дэнни рассказал ей о своей цели стать великим человеком. В течение многих лет она следила за его восхождением к власти, не спуская с него глаз. Это была одна из тех вещей, ради чего Беверли жила все эти годы. Она знала, что придет день, когда его надо будет остановить, и что это сможет сделать только она. И вот теперь у нее имелся план, как уничтожить его навсегда. Когда три месяца назад она рассказала Кармен и Мэгги о своем намерении собрать деньги для предвыборной кампании Дэнни Маккея, они пришли в полное замешательство. Но когда Беверли объяснила им свой план — для того, чтобы уничтожить Дэнни Маккея, ей было абсолютно необходимо сначала поддержать его, — они поняли всю ее мудрость.
Три женщины смотрели на экран телевизора и на красивое лицо, которое было им так хорошо знакомо. Дэнни победно улыбался в объектив, и было что-то пугающее в том огне, который горел у него в глазах.
Все вооруженные пророки добились успеха, — учил Макиавелли. И Беверли знала, что Дэнни жил именно по этому принципу. Публично он говорил о мире с русскими, а в душе, она знала, верил в первый удар.
Наблюдая, как репортеры боролись между собой, чтобы попасть поближе к нему, и видя за его спиной толпу его фанатичных приверженцев, Беверли знала, что она должна сделать.
Она должна остановить Дэнни Маккея.
Из Парижа в Марсель. Через Средиземное море в Африку. Затем поездом, или на машине, или пешком в Касабланку во Французском Марокко. Там счастливчики с помощью денег, или влияния, или просто везения могли получить выездную визу и уехать в Лиссабон, а из Лиссабона в Новый Свет. Но другие ждут в Касабланке… и ждут… и ждут…
Она остановилась перед закрытыми дверями и проверила, все ли в порядке. На улице шел дождь, и она боялась, что ее тщательно закрученные волосы могли растрепаться. Но все было в порядке, а маленькая шляпка и вуаль не были даже сырыми. Расправив элегантный жакет и разгладив юбку, она взялась за ручку двери.
Она нервничала. Она добиралась сюда целую неделю; сердце билось так сильно, и она боялась, что упадет в обморок.
Дверь в маленькое кафе широко распахнулась. Посетителей ни у бара, ни за столиками не было, но тем не менее в кафе чувствовалась жизнь — в медленно вращающихся вентиляторах на потолке, в огромных пальмах в кадках и раскидистых папоротниках, в механическом пианино у дальней стены, играющем знакомую мелодию. Закуски были уже приготовлены: блюдо острых колбасок, страсбургский печеночный паштет, копченые устрицы. Коктейли были разлиты; она знала, что это будут превосходные коктейли из сахара, коньяка, горьких добавок и холодного шампанского с кусочком лимона. Сервировка была просто изысканная.
Дверь в дальней стене открылась, и вошел он.
Он не заметил ее сначала; на его лице было выражение глубокой обеспокоенности. Увидев его, она почувствовала, что сердце ее подпрыгнуло, а в горле пересохло. Он был такой красивый в тропическом белом костюме.
Затем он поднял глаза и замер. Она попыталась что-то сказать.
— Я… ах…
Он ждал, молча глядя на нее.
— Рик, я должна поговорить с тобой, — сказала она.
Казалось, он задумался над тем, что она сказала. Он прошел к бару и взял один из бокалов с шампанским.
— Почему тебе обязательно нужно было ехать в Касабланку? Ведь есть же и другие места.
Она нервно теребила ремень своей сумки.
— Я не приехала, если бы знала, что ты будешь здесь.
— Забавно, твой голос совсем не изменился. Я до сих пор слышу его. — Его тон стал саркастическим.
— Ричард, я поеду с тобой куда угодно. Мы сядем вместе в поезд и никогда не остановимся. Я понимаю, что ты чувствуешь.
Его глаза сверкнули. Он поставил бокал и подошел к ней.
— Ты понимаешь, что я чувствую? Сколько дней мы были вместе, дорогая?
— Я не считала дни.
— А я считал. Каждый день. Особенно я помню последний…
— Ричард! — заплакала она. — Я старалась забыть тебя. Я думала, что никогда не увижу тебя снова, что ты ушел из моей жизни. — Слезы потекли у нее по щекам.
Он стоял совсем близко; она чувствовала его желание, видела, как он напрягался, чтобы сдерживать себя. Ей казалось, что пианино стало играть громче. Вентиляторы медленно крутились над головой. Дым от его сигареты, казалось, наполнил всю комнату. Его глаза были темными, сердитыми и вызывающими. Это было так здорово, так замечательно.
Она совсем расплакалась.
Он обнял ее, и она спрятала свое лицо у него на шее.
— Господи, Ричард, тот день, когда ты уехал из Парижа, если бы ты знал, что я пережила, если бы ты знал, как я любила тебя, как я тебя люблю…
Его поцелуй заставил ее замолчать. Неожиданно исчезли вся злость и горечь, и были только они, двое, безумно влюбленные друг в друга в этом сумасшедшем мире. Они наслаждались друг другом быстро, торопясь, как будто бы у них было мало времени. Когда он опустил ее на пол, у нее в голове поплыли полуобморочные видения — какой-то французский полицейский, люди в гестаповской форме, мужчина с мечтательным взглядом, зажигающий сигарету, молодая девушка, с чувством поющая Марсельезу. Она прижалась к нему и называла его Рик. Механическое пианино без конца повторяло одну и ту же мелодию. Шампанское сверкало в бокалах, ожидая, через какое-то время, очереди вместе с закусками. У нее кружилась голова от счастья. Осуществилась ее самая заветная мечта. Все свершилось так, как было обещано. Теперь она точно знала, где будет проводить вечера по четвергам. Здесь, в «Бабочке».
Штаб-квартира корпорации Предприятия Хайленд располагалась в новом здании из черного стекла на бульваре Уилшир. Вход в него украшали фонтаны, для машин был построен многоярусный гараж, в просторном холле внизу имелись газетный и аптечный киоски, там же располагалась служба безопасности. Шесть лифтов поднимали посетителей до тридцатого этажа. Офисы Хайленд находились на двадцатом этаже. Вместе с ними этаж занимали еще две фирмы — Кенийское консульство и туристическое бюро.
Энн Хастингз проскользнула через массивные двойные двери и вошла в приемную. Секретарша Эстер, негритянка, одетая в африканское платье с крупным рисунком и со множеством косичек на голове, — казалось, она просто зашла сюда на минутку из Кенийского консульства, — поздоровалась с ней. Прежде чем идти в свой кабинет, окна которого выходили на Беверли-Хиллз и Голливуд, Энн заглянула к Беверли. Она совсем не удивилась, увидев, что ее подруга уже увлеченно обсуждает что-то с Кармен и Мэгги, и она знала, что они обсуждали. Именно Энн провела исследования и предоставила Кармен данные, которые и
