Господи всемогущий, подумала Триш, закусив губу, стараясь скрыть свой ужас, отвращение, чувство, что ее спровоцировали на что-то незаконное. «Я замужем за этим человеком, — сказала она себе. — А ведь я его даже не знаю». Грэм сказал ей, что будет работать допоздна, поэтому Триш решила позвонить Вэл, девушке, которая сидела с их дочерью, чтобы вечером она пришла. Она узнает, что задумал муж. И если Грэм ей солгал…
— Помоги мне Бог, — сказала Триш вслух, поднимая ложку с яичницей ко рту Кимберли, серьезные глаза ребенка посмотрели в глаза матери, и девочка автоматически открыла рот. — Он заплатит за то, что сделал с нами.
17
Нью-Йорк
Все женщины любят красные розы. Эту истину Небесный Конь считал универсальной. Благоухающие, атласно-алые лепестки роз настолько нежны и соблазнительны, их аромат настолько спокоен и долог, что они на бессознательном уровне были связаны с ощущениями, присущими влюбленной женщине.
Всегда первый шаг заключался в том, чтобы послать розы, дальше шли комплименты и внимательное путешествие в анализ характера, похожее на игру. Он будет играть в нее за обедом, связывая воедино все подсказки, которые Алексис постепенно даст ему, с тем, что он уже знал о ее прошлом.
— Вы сильная женщина, — сказал он ей за обедом в «Дарах моря Алистера М.».
Женщины любят, когда им это говорят. В тюрьме он прочел все новейшие женские журналы: «Новая женщина», «Космополитен», даже «Мисс». В них говорилось о том, чего они ждут от мужчин и чего следует избегать. Там учили женщин, что? нужно искать в мужчине и чего остерегаться. И теперь Небесный Конь точно знал, что говорить и чего не говорить. Он точно знал, как себя вести.
— Продолжайте, продолжайте, — сказала Алексис, тщательно разрезая напополам крошечный гребешок и кладя его в рот.
Она положила вилку с ножом и стала медленно жевать, поставив руки на стол и внимательно слушая.
— Вы многого достигли в своем деле. — Он улыбнулся, закидывая крючок: мысль о ее ценности, помимо чисто физической привлекательности. Он видел, что она чувствует себя непринужденно.
Она проглотила гребешок.
— Очень многого.
— Само собой.
Она посмотрела на его бифштекс. Он не притронулся к мясу.
— Я не так уж голоден, — сказал он. — Мне казалось, что я хочу есть, но иногда, когда голова у меня занята другими вещами, я совершенно теряю аппетит.
— Какой вы впечатлительный.
Он засмеялся:
— Нет, не сказал бы.
— Итак, продолжайте. Мы говорили обо мне. — На ее губах играла непринужденная улыбка, а щеки горели от красного вина.
Небесный Конь видел по расслабленному лицу Алексис, что ей нравится обед и нравится его общество. На первых порах она была с ним чрезвычайно деловой, если не чересчур, как будто что-то скрывала, изо всех сил старалась держаться безразлично. Но он нашел тропинку к ее душе.
— Вам нравится делать что-то для самой себя, но вы цените присутствие мужчины. — Он особо выделил слово «присутствие». Оно имело столько разных значений. Она могла выбрать нужное, выбрать оттенок смысла, долгое послевкусие.
— Да. Вы очень хороши.
— В каком смысле? — Он глотнул воды со льдом. Стакан был усеян крохотными капельками и холодил ему пальцы.
— Вы точно знаете, что сказать.
— Значит, вы уже во мне разобрались.
Алексис засмеялась:
— Лучше говорите дальше. Я скажу, когда вы перейдете границу.
Игривая, подумал Небесный Конь.
— У вас слабость к мужчинам, которые производят сильное впечатление.
— Опять вы про «присутствие».
— Да. Предчувствие беды. Вас к этому влечет. К опасности.
Она уставилась на него, и тьма набежала на ее лицо, мысли стали плотными, из-за чего ее улыбавшиеся губы напряглись.
— К какой опасности?
— Не уверен, не могу сказать точно.
— И это вы-то, Скайлер! — Она рассмеялась, прогоняя серьезность. — Не уверены?
— Пока еще нет. Не на сто процентов.
Она перегнулась через стол и поцеловала его.
— А как вам это?
Выражение его лица не изменилось ни на йоту.
— Вы смелая. Я бы ни за что не подумал, что вы это сделаете.
Он не был разочарован. Поцелуй был мягкий, не резкий или навязчивый. Это был возбуждающий, томительный поцелуй, пусть даже мимолетный.
Она посмотрела ему в глаза.
— У меня самые что ни на есть жгучие, зловещие глаза. — Он улыбнулся, глядя сквозь стакан с водой, потом поставил его. — Они вам нравятся?
Она чуть покачала головой и нервно оглядела ресторан. Отставив тарелку, она сложила руки на бледно-голубой скатерти.
— Давайте поговорим о вас. Это наше третье официальное свидание, а вы мне о себе ничего не рассказали.
— Обо мне нечего рассказывать.
— А ваши родители?
— Расскажите мне о ваших.
— Я больше не хочу говорить о себе. Вы не сказали мне о ваших. Сначала вы.
— Нет. — Он глотнул воды. — Сначала вы.
Он знал, что в конце концов она уступит.
— Ладно. — Она выпрямилась на стуле, ее настрой чуть сник, и она рассказала ему о своей матери Элизабет, о том, чем она занималась в Лос-Анджелесе.
Алексис ненавидела все это. Она не выносила писателей. Они всегда были такие самодовольные, всегда говорили о своей писанине. Она рассказала ему о своем отце, монтажере, который умер пять лет назад.
— Его убили.
— Простите. Как его звали?
— Питер Ив.
— Вот как. — Сны вторглись, сделали его мысли легкими, хрупкими, чтобы они отразили абстрактное и отправили его в плавание.
— Вы слышали об этом убийстве?
— Да, — сказал Небесный Конь, вытирая рот салфеткой, — я действительно об этом слышал. Говорили в новостях.
Человек в костюме из серебристых мелькающих образов, складывавший человеческие жизни. Тайное желание его души проявилось во сне. Сила, которая привела его? Дочь одной из его жертв, лица
