«Я уверен, что при столь деликатном состоянии вашего здоровья, моя дорогая, вы предпочтете остаться дома», — таков был его неизменный мотив.
— Могу я спросить — почему вы захотели, чтобы я с ней познакомилась? — выговорила я, стараясь, чтобы у меня не дрожал голос.
— Но, моя дорогая, — ответил он, делая вид, что удивлен моим вопросом, — вам, разумеется, уже пора начать появляться в обществе. Миссис Брайант — она несколько лет тому назад овдовела — женщина, располагающая значительными средствами. У нее слабое сердце. Мое лечение оказалось успешным, тогда как другие врачи успеха не добились, и она стала величайшей защитницей моих методов. Я уверен, вы с ней найдете много общих тем для беседы.
Тон Магнуса был, как всегда, вполне любезным, но появившийся в его глазах блеск лишил меня возможности задавать еще какие-либо вопросы.
Жара в ту неделю стояла удушающая: Люси приходилось обрызгивать подоконники хлористой известью и заделывать окна в детской оберточной бумагой, чтобы ослабить отвратительный запах; такая погода держалась до утра того дня, что мы должны были нанести визит миссис Брайант, когда зной был рассеян невероятным ударом грома и проливным дождем. В других обстоятельствах я наслаждалась бы поездкой по дочиста промытым дождем улицам, но так как Магнус сел в карету вместе со мной, я испытывала только нарастающий страх.
Я представляла себе миссис Брайант пожилой вдовой, но она оказалась интересной женщиной лет сорока пяти, высокого роста и «фигуристой» (как, я думаю, сказали бы мужчины, имея в виду, что она очень туго затягивается). Она была весьма продуманно одета и уложила густые золотисто-каштановые волосы (не все они были ее собственными) в высокую прическу. Лицо у нее было очень бледное, с каким-то даже голубоватым оттенком. А я специально выбрала простое серое платье с высоким воротником, которое не вызвало бы смущения и у квакера, и миссис Брайант смерила меня нарочито жалостливым взглядом. У нее был громкий голос — контральто; тон ее постоянно менялся: когда она говорила с Магнусом, тон был кокетливый, когда обращалась ко мне — снисходительный.
Единственным другим гостем был ее врач, доктор Риз, валлиец, малорослый худенький человек с очень большими, выпуклыми голубыми глазами — почти бирюзового цвета — они придавали ему постоянно испуганный вид. Судя по внешности, ему можно было бы дать лет двадцать пять, но оказалось, что он уже женат и имеет сына и маленькую дочь. Мне представилось, что он несколько стесняется своей роли — роли вроде бы медицинской болонки миссис Брайант, но он был явно покорен Магнусом. Миссис Брайант принялась подробно рассказывать о страданиях, понесенных ею от представителей медицинской профессии; Магнус, как оказалось, уже некоторое время ее месмеризировал, с полного одобрения доктора Риза. Несмотря на преднамеренное пренебрежение со стороны миссис Брайант, я чувствовала себя вовсе не так неловко, как ожидала, пока не заметила, что доктор Риз изучает меня с профессиональным интересом, то и дело бросая взгляд на Магнуса, сидевшего рядом со мной, чуть позади. «Магнус рассказал ему о моих посещениях», — подумала я, а потом: «Нужны два доктора, чтобы подписать свидетельство о невменяемости».
Чашка в моей руке зазвенела о блюдце; миссис Брайант замолкла посреди фразы и спросила меня с недовольным видом, не стало ли мне нехорошо.
— Нет, — ответила я. — Только самую малость… То есть нет, вовсе нет.
— Рада это слышать. Вы счастливая женщина, — сказала она со значением, — вы — жена такого одаренного врача и имеете возможность пользоваться его профессиональными услугами в любое время суток.
Я сделала над собой усилие и улыбнулась и даже пробормотала что-то подходящее к случаю. Под тем предлогом, что мне нужно поставить на место чашку, я слегка подвинула стул — так, чтобы Магнус оказался в моем поле зрения. За благодушной маской я, как мне показалось, разглядела в его глазах искорки удовольствия. «Нужно сохранять спокойствие, — подумала я, — я не стану играть ему на руку». Но следующее замечание миссис Брайант еще больше выбило меня из колеи.
— Ваш муж говорил мне, миссис Раксфорд, что он стал теперь хозяином Раксфорд-Холла. После всех этих ненужных проволочек вы должны быть в восторге.
Когда я согласилась выйти замуж за Магнуса, я сказала ему, что не хочу никогда ничего слышать о Раксфорд-Холле; со времени нашего отчуждения я не раз задумывалась, почему он молчит об этом сюжете, зная, что упоминание о нем способно причинить мне боль. Теперь же у меня возникла мысль, вызвав чувство холодного ужаса, что все они действуют согласованно, стараясь довести меня до истерического срыва, который оправдает мое заключение в сумасшедший дом. Стены роскошной, излишне изукрашенной гостиной миссис Брайант, казалось, стали смыкаться вокруг меня. Я опустила голову, не решаясь довериться своему голосу.
— Холл, разумеется, в очень запущенном состоянии, — совершенно спокойно произнес Магнус. — Но я уверен, что комнаты для нашего эксперимента могут быть приведены в порядок и стать удобными для жилья. Миссис Раксфорд еще ничего не слышала об этом, — продолжал он. — Мне не хотелось беспокоить ее до того времени, когда с имением все будет в порядке.
Я ждала, чтобы он сказал еще что-нибудь, но он молчал. Все взоры обратились ко мне, будто я — актриса, пропустившая свою реплику.
— Эксперимент? — произнесла я, с отвращение слыша свой дрожащий голос.
— Да, моя дорогая, — сказал Магнус. — Вы, я уверен, припомните тот вечер, когда мы впервые встретились с вами: я тогда упомянул, что Холл был бы идеальным местом для спиритического сеанса, который будет проводиться на строго научных принципах и, возможно, раз и навсегда решит вопрос о жизни после смерти. Миссис Брайант глубоко интересуется спиритизмом и очень хочет принять участие, как и доктор Риз.
— Я действительно очень этого хочу, — сказал Годвин Риз. Он взглянул на миссис Брайант, демонстративно достал часы и, проконсультировавшись с ними, поднялся на ноги. — А теперь прошу меня извинить, боюсь, что мне придется вас покинуть: неотложный вызов, знаете ли. Я в восторге, что познакомился с вами, миссис Раксфорд; с нетерпением буду ждать возобновления нашего знакомства в очень скором времени.
Его уход был так явно намечен заранее, что для меня не стало успокоением то, что теперь в комнате остался только один врач. Я ожидала, что Магнус продолжит разговор, но вместо него ко мне обратилась миссис Брайант.
— В наши дни, миссис Раксфорд, среди людей, не умеющих мыслить, предубеждение распространилось так широко, что такую возможность просто нельзя упустить. Знаете, даже мой собственный сын пытался заключить меня в сумасшедший дом только из-за того, что я посещала сеансы мистера Харпера.
Я машинально покачала головой.
— Так что, миссис Раксфорд, — настойчиво продолжала она, — я уверена, что вы понимаете наши трудности. Я так глубоко разочарована нашими спиритами-медиумами — не исключая и мистера Харпера, хотя это вовсе не может оправдать чудовищное поведение моего сына, — что я почти отчаялась когда-либо снова вступить в общение с моим дорогим отцом, но тут ваш муж… Это так освежает, дает новые силы, когда встречаешь человека науки с поистине открытым умом… Но я отвлеклась. Я так понимаю, миссис Раксфорд, что вы — одаренный медиум, однако отказываетесь использовать свой дар.
На долгий миг я потеряла дар речи, а миссис Брайант взирала на меня с притворной тревогой. Затем кровь бросилась мне в лицо, и я обнаружила, что говорю:
— Нет, миссис Брайант, вы ошибаетесь. Это вовсе не дар, это проклятье: я не могу им управлять и не стала бы его использовать, даже если бы могла. А теперь вам придется извинить меня — я буду ждать в карете.
Я встала и повернулась, чтобы уйти, не взглянув в сторону Магнуса; к двери я шла, боясь, что не удержусь на ногах, молясь о том, чтобы не упасть в обморок прежде, чем пройду через эту дверь. Гнев нес меня вниз по лестнице и прочь из дома — на тротуар. Перепуганный Алфред помог мне сесть в карету. Только когда я уселась, вся дрожа от наступившей реакции, мне пришло в голову, что я сыграла как раз на руку Магнусу. Я к тому же поняла, что унизила себя, сказав, что буду ждать в карете, однако, прежде чем я
