лагеря… а если вы послушаетесь и повернётесь к палисаду (острог вокруг лагеря. –
Когда рыцари боевого отряда графа Фландрского увидели, что граф де Сен-Поль и мессир Пьер Амбенский не отошли вслед за ними… они подошли к графу и сказали ему: «Сеньор, вы совершаете весьма постыдное дело, не выступая вперёд, и знайте, что если вы не двинетесь, мы не останемся верны вам!» Когда граф Фландрский услышал эти слова, он пришпорил своего коня и вслед за ним все остальные… нагнали боевой отряд графа де Сен-Поля и мессира Пьера Амьенского…
И когда наши ратники достигли вершины холма и когда император увидел их, то он остановился и все его люди тоже, и они были так ошеломлены и ошарашены… Между тем… другие боевые отряды императора, которые были посланы в обход лагеря французов, повернули обратно… Император отступил в Константинополь… Когда император отступил, пилигримы тоже вернулись в свои палатки, скинули доспехи, и когда они сложили оружие, то венецианцы… пришли… и сказали: «Ну, ей-богу! А мы-то слышали, что вы сражаетесь против греков и очень испугались за вас и вот явились к вам на подмогу»… Когда приблизилась полночь, император бежал из города» [116], с. 34 – 39.
Отметим, что Робер де Клари в своём описании не касается подробностей сражения. Его взгляд – как бы из ставки вождей, взгляд «штабного офицера». Основное внимание уделяется спорам военачальников, направлению движения войск в целом. Поэтому полезно дополнить рассказ Робера де Клари другими источниками. Воспользуемся известной «Историей» Никиты Хониата. Он описывает «битву у кораблей» как весьма кровопролитную. «Семнадцатого числа месяца июля неприятели (то есть крестоносцы. –
Затем Хониат пишет о том, что император, собрав войска, лично выступает из Царь-Града навстречу крестоносцам и устрашает их. «Двинувшись таким образом из дворца, царь собрал вокруг себя большой отряд конницы и сосредоточил значительную пехотную фалангу, в состав которой вступил весьма цвет городского народонаселения, так что сухопутное неприятельское войско, увидав вдруг такое огромное ополчение, вздрогнуло от ужаса». [142], с. 222 – 223. Однако по какой-то непонятной Хониату причине византийский император отступает. «Едва только, построив войско, он выступил за стены города… с намерением крепко стать против латинян, как немедленно с крайним стыдом и позором отступил назад, придав своей попыткой сопротивления ещё более надменности и дерзости неприятелю, который, потрясая копьями, горделиво шёл по пятам отступавших римлян» [142], с. 223. На этом битва кончается. Ночью император Алексей покидает город и горожане сажают на престол свергнутого Алексеем Исаака Ангела, а также его сына Алексея Ангела, прибывшего с крестоносцами и находившегося в палатке маркиза Монферратского [142], с. 226, [116], с. 39.
Теперь обратимся к Гомеру. Илиада начинается с того, что верховный вождь греков Агамемнон ссорится с Ахиллесом. Оскорблённый Ахиллес отказывается от участия в битве. «Грозно взглянув на него, отвечал Ахиллес быстроногий: «Царь, облечённый бесстыдством… Посрамлённый тобою, я не намерен тебе умножать здесь добыч и сокровищ». Быстро воскликнул к нему повелитель мужей Агамемнон: «Что ж, беги, если бегства ты жаждешь! Тебя не прошу я ради меня оставаться; останутся здесь и другие»» [36], с. 12 – 13.
Затем Агамемнон решает победить троянцев и без Ахиллеса. Он отдаёт приказ начать наступление. Однако взять город ему не удаётся. Более того, троянцы оттесняют греков, окружают лагерь, сооружённый ими и обнесённый стеной и рвом, врываются в лагерь и собираются поджечь корабли греков. На Рис. 2.45 приведены «античные» гравюры, изображающие Аякса, защищающего корабли греков от троянцев.
Греки многократно просят Ахиллеса вступить в битву и забыть обиду, см. рис. 2.46. Однако он долго не соглашается. На рис. 2.47 и рис. 2.48 приведены два старинных изображения, отдыхающего, бездействующего Ахилла. На рис. 2.49 показаны Ахилл и Аякс, играющие в кости. Всё это время сражение идёт с переменным успехом, но в целом оно неудачно для греков. Все осуждают Ахиллеса за его гордость и нежелание помочь остальным. Наконец в 19-й песне, которая так и называется: «Отречение от гнева», Гомер сообщает, что Ахиллес решил всё-таки забыть обиду и лично вступить в бой (см. рис. 2.50 и рис. 2.51). Перед этим он направляет в битву своих воинов-мирмидонцев и говорит им, в частности, следующее:
