циннамоном [4].
С циннамоном… Гай больше не чувствовал этот запах, но помнил, что он наполняет душу. Как Эмбер.
— Извини, я должна была бы спросить разрешения. Надеюсь, ты не возражаешь, что я вожусь у тебя на кухне?
— Всегда пожалуйста.
Она прищурилась:
— А ты в порядке?
— Да, — солгал он.
— У тебя глаза красные, как будто слишком долго сидел за компьютером.
— Я тоже не мог заснуть, — признался Гай.
Она протянула ему чашку:
— Попробуй это.
Он отпил глоток, чтобы ее не расстраивать.
— Так почему ты не мог заснуть?
Последовало долгое молчание. Он ждал, что она что-нибудь скажет. Наконец Эмбер тяжело вздохнула:
— Номер три…
Его поразило, что у нее хватило смелости признаться. Прямо и честно.
— И я. Может быть, я так назову мои новые духи?
— Твои новые духи имеют к этому отношение?
— Нет.
Он точно знал, какие духи хотел создать. Гипнотизирующие, чувственные, с зеркальной поверхностью и скрытой внутренней сладостью. Как Эмбер… И приходил в отчаяние оттого, что не мог этого сделать. Формула нового аромата была у Гая в голове, ему хотелось броситься в лабораторию и начать его делать. Но он знал, что это бессмысленно: он не сможет проверить, нужно ли как-то изменить формулу, пока его нос не придет в норму.
Эту проблему он не мог решить прямо сейчас. В отличие от другой — проблемы их притяжения друг к другу.
— И что мы с этим будем делать? — спросил он ее.
— Не знаю. Но мне кажется, не стоит оставаться здесь с тобой. — Она отобрала у него чашку и сделала несколько глотков. — Особенно если ты будешь надевать то, что тебе идет. Потому что, видишь ли, я немного импульсивна и не всегда могу вовремя остановиться. — Она глубоко вздохнула. — Ты — другое дело. У тебя хорошая работа, ты разумно смотришь на вещи.
— Не всегда. Особенно если самая красивая женщина, какую я когда-либо видел, поднимает юбку, сидя в моей машине. — Он пристально посмотрел на нее. — На тебе надето что-нибудь кроме этого халата?
— Не знаю, следует ли мне отвечать на этот вопрос…
Он усмехнулся:
— Фактически ты на него ответила.
— Ну ладно. Пойду наверх и приму холодный-холодный душ. А завтра перееду в гостиницу.
— Нет. — Гай взял ее руку и поднес к губам. — Я знаю, это очень скверная мысль, но я думаю, ни один из нас не сможет заснуть сегодня, если мы что-нибудь не предпримем… по этому поводу.
Ее глаза стали просто огромными.
— Так что ты предлагаешь? Безумный поступок?
— Одна ночь не решила наши проблемы, — ответил он. — Может быть, нам надо чуть больше времени?
— Но это ведь не всерьез?
— Согласен. Это эксклюзив.
— Вот именно! — Она снова вздохнула. — Прямо сейчас?
Утром Гай, проснувшись в постели Эмбер, растерялся — сначала потому, что не сразу сообразил, где находится, а затем потому, что обнаружил себя в постели одного. Простыни с ее стороны успели остыть. Значит, она не в душе.
— Эмбер?
Никакого ответа. Нахмурившись, он встал, натянул брюки и спустился вниз. Она была на кухне, босая, в своем шелковом халатике. И он точно знал, что, кроме халата, на ней ничего нет. Так вот и заставляют кровь мужчины вскипеть…
Он стоял в дверях и наблюдал, как она, напевая какой-то мотив, что-то помешивает в кастрюле, полностью поглощенная этим занятием. Эмбер была так привлекательна, что ему потребовалось совершить над собой героическое усилие, чтобы не подойти к ней, не повернуть ее лицом к себе и не зацеловать до головокружения.
— Доброе утро, ангел мой, — сказал он с порога.
Она обернулась и улыбнулась ему:
— Доброе утро, Гай. Я хотела принести тебе завтрак в постель, но, раз ты встал, садись. — Она опять улыбнулась. — Я готовлю оладьи.
Он заморгал:
— Вы в Англии едите это на завтрак?
— Нет, но моя мама в Лос-Анджелесе так делает. Это американские оладьи для завтрака. Толстые и сладкие. Мы едим их с печеными яблоками и кремом шантильи [5].
— Звучит интересно, — заметил он осторожно. — Хочешь, я сделаю кофе? И можно выжать пару апельсинов.
— Спасибо. Это будет чудесно.
Безумие! Если бы полгода назад кто-нибудь сказал Гаю, что он будет получать удовольствие от такой простой вещи, как возня на кухне, он рассмеялся бы в лицо этому человеку. Но с другой стороны, еще полгода назад он в это время уже был бы у себя в лаборатории и занимался проверкой идей, с которыми проснулся.
Сможет ли он вернуться к этому? Через несколько месяцев?.. Через год?..
Отогнав эти тревожные мысли, Гай сосредоточился на кофе и приготовлении апельсинового сока, а Эмбер тем временем жарила оладьи.
Покончив с апельсинами, Гай поставил для нее прибор во главе стола, для себя — справа от нее.
— Кофе готов. А завтрак? — сказал он, наполнил две чашки и добавил молока. Потом налил сок в два стакана.
— Ты точно рассчитал. Садись. — Она поставила на стол блюдо с дымящимися оладьями. — Приступай.
Он был уверен, что не сможет ощутить их вкус, как ощущала она, потому что обоняние — большая часть вкусовых ощущений. Он едва мог различить циннамон в печеных яблоках и ваниль в шантильи, но оладьи, правда, были мягкие, воздушные и прекрасно сочетались с яблоками и кремом.
— Это замечательно! Признаю. Ты великолепно готовишь.
— Спасибо. — Она наклонила голову, принимая комплимент.
— Знаешь, — Гай взял еще порцию, — с этого момента ты всегда будешь ассоциироваться для меня с яблоками и ванилью.
Она подняла брови:
— Разве ваниль не безвкусная?
— Нет. Ваниль сладкая. И очень чувственная.
— Ну спасибо…
Он усмехнулся:
— У тебя такие дивные ямочки на щеках. А когда ты так вот краснеешь, мне хочется, чтобы ты краснела еще и еще.
