***
Самолет летел над центральной Камчаткой. Под крылом проплывали горные цепи. Величественные острые, как иглы, пики сменялись оранжевыми конусами умерших вулканов. В долинах-ядовито-зеленые пятна тундры, на взгорьях — дремучий лес. Ни дорог, ни тропинок….
– В этом краю только и остается что летать, — заметил я вслух.
– Думаете?… У нас, на Партизанской, проживает чудак этакий — Травин. Он пытался тут на велосипеде путешествовать, — усмехнулся мой сосед, старый петропавловский житель.
Краем уха пойманная фраза запомнилась. Захотелось увидеть этого человека, поговорить с ним. Как и многие из пишущих, я очень ценю встречи с так называемыми чудаками, с теми, кого нередко молва характеризует как людей странных, непрактичных лишь потому, что они берутся, казалось бы, за невозможное. В таких, к примеру, чудаках долго ходил Поликарп Михайлович Агеенко, тоже петропавловский житель, — пенсионер, 'свихнувшийся' на камчатском фруктовом саде. Он все свои сбережения вложил в выписку бесчисленного множества саженцев, которые испытывал годами.
'Крайний Север - и фруктовый сад? - Чудачество', - говорили соседи. А вот минувшей осенью Поликарп Михайлович угостил меня с одного деревца настоящим яблоком, а с другого - горстью вишен. Вызрели-таки фрукты на камчатской земле!..
Да кого обыватели всех времен и народов не называли чудаками, фантазерами! И все лишь оттого, что мерили возможности человека на свой аршин...
Пришлось основательно покружить, поднимаясь по крутым переулкам на последнюю из улиц, венчавших Петровскую сопку, где, сказали мне, живут Травины.
'Ленивому, даже просто толстому, гипертонику от многолетнего сидения за канцелярским столом тут не ужиться. Надо определенно иметь крепкие ноги, - бормотал я, вытирая обильно струящийся пот. - Верно, энергичный старик...'. Портрет человека вырисовывается задолго до встречи. Одно представляешь сам, другое - достоверное - усиливаешь. Свыкнешься - и трудно разочаровываться... Разочароваться, впрочем, не пришлось.
– Да, я Травин.
Чисто выбритое, с крупными чертами загорелое лицо. Среднего роста, но, судя по широкой груди, очень сильный человек, выжидательно смотрел на меня.
То, что это именно тот Травин, о котором шла речь в самолете, было уже ясно: в глубине комнаты, на стене, я успел заметить большой фотографический портрет — голову с гривой густых волос, перехваченных не то лентой, не то блестящим обручем. Фотография вмонтирована в кусок карты Северного Ледовитого океана. К рамке прибита костяная пластинка с той же надписью, что приведена вначале: 'турист- путешественник…' и т. д.
И вот, после приветствия и предварительного объяснения, мы сидим за столом. На скатерти документы, старые пленки фотоаппарата 'Кодак', Почетные грамоты. Все это Глеб Леонтьевич сносил из разных мест. Рылся в шкафах, в сундуке. Видимо, о 'реликвиях' личной славы в доме вспоминали не часто.
– На чердаке остатки, точнее останки, велосипеда, — с улыбкой заметил он. — Можете посмотреть.
Больше всего меня заинтересовал паспорт-регистратор туриста, пухлая книжка в черном кожаном переплете. В паспорте гербовыми печатями государственных учреждений, главным образом исполкомов Советов, подтверждалось прибытие велосипедиста в каждый населенный пункт на огромнейшей трассе, от Камчатки до… Камчатки. Сначала по южным границам страны, затем по западным и, наконец, по береговой полосе Северного Ледовитого океана.
'Г. Л. Травин с 10.Х. 1928 по 24.Х.1931 г. совершил переход на велосипеде вокруг СССР в 85.000 километров, включая Великий Северный путь до мыса Дежнева, где и установлен знак в ознаменование данного перехода.
Областной комитет по делам физкультуры и спорта.'.
Так сообщает итоговая запись в паспорте.
Я решил заняться изучением необычайного похода.
Г. Л. ТРАВИН (1928 год)
Часть I. ПСКОВ — КАМЧАТКА
ГЛАВА 1. ПРЯМО ПО КУРСУ — КАМЧАТКА
ПАССАЖИРЫ парохода 'Астрахань', шедшего в последнюю неделю ноября 1927 года из Владивостока на Камчатку, удивлялись шумной компании, поселившейся в крайней кормовой каюте. Оттуда неслись то песни, сменявшиеся громкими спорами, то дробь каблуков. Компания была непьющая. Когда один из любителей спиртного сунулся туда, то на глазах пассажиров из двери вылетели по очереди — 'сначала гость, затем его фуражка и, в заключение, жестяная банка японского спирта, которой тот тайком запасся во время стоянки в Хакодате.
Прошли деньки тяжелые, прошли года,
Но не забыть их восковцам уж никогда.
Как на границах СССР белогвардеец и эсер
Узнали удаль красного бойца.
Да эх!..
Через широко распахнутую дверь в каюте можно было увидеть группу молодых военнослужащих, в центре которой, стоя, дирижировал плотный командир, сероглазый, с красивыми правильными чертами лица. Статный, в отлично подогнанной форме, с красными кубиками в петлицах гимнастерки, он, в такт мелодии, рубил рукой воздух и вел хор несильным, но верным баритоном.
Вперед же, восковцы, вперед, вперед!
За наш Октябрь, за наш народ!..
– Предлагается перерыв для принятия пищи, — тоном опытного председателя объявил невысокий подвижный блондин — Кто 'за', поднимите… ложки. Единогласно.
Другой, коренастый, широколицый, тряхнув курчавой шевелюрой, вытянул губы дудочкой и пропел бодрый сигнал, который в любых воинских частях означает одно: 'Бери ложку, бери бак…'
– Значит, приступим, — пробасил третий, повертываясь медленно, словно по частям, к столу: сначала сунул длинные ноги, потом крутнул стриженную под бобрик лобастую голову и, наконец, не поднимаясь, вместе со стулом, двинул и туловище.
Но приступить удалось не сразу.
– Разрешите, товарищи пассажиры? — В дверях каюты встал пожилой моряк. — Вахтенный помощник капитана, — отрекомендовался он.
– Заходите, пожалуйста, — 'председательствующий' гостеприимным жестом указал на свободное кресло.
