захотелось нормальной жизни, хотя бы после смерти. Логичное решение — из одного мерзкого хитровыебанного старикашки сделать двух простых хороших ребят. Или зверят, так даже лучше. Правда, он понимал, что потом меня снова потянет к своей второй половине. Отсюда и код.
— Но ведь потянуло же? — осведомился профессор.
— Ну, мы довольно долго друг от друга бегали, — признал пёсик. — Потом как-то снова сошлись. Теперь мы интеллектуальное сообщество. Центр, опять же, «Пендем». Зарабатываем кое-что. Конечно, того таланта, который был у настоящего Дементия, у нас больше нет. Мы попроще. Но мастерство-то не пропьёшь. Работаем, делаем кое-что. Когда-нибудь найдём способ сломать код и снова объединимся. Или просто будем вместе жить. Из Пен отличная девка выйдет, — мечтательно сказал он.
— Я правильно понял, что Пен получилась из той половины, которую трахали? — ехидно поинтересовался отец.
Дем заметно смутился.
— Ну, нельзя же всё понимать так однозначно, это же метафора, — наконец, сказал он. — Сейчас скорее она меня доёбывает… Достала своими капризами. То ей не так, сё не этак…
— Вот как? Достала? — белый кот прыгнул на стол, изогнулся, вытянул когтистую лапу и махнул ей прямо перед носом собаки. Дем едва успел отскочить.
— Ну вот я же и говорю, — обиженно сказал Дем. — Всё время такие выходки.
— Папа, не слушай его, — сказал Пен.
— Папа, не слушай её, — сказал Дем.
— Не смей называть меня в женском роде! — заорал кот.
— Дети, хватит ссориться, — сказал профессор. — Пен, сделай мне кофе.
— Водку пили, — недовольно повёл носом Пен, извлекая откуда-то чашку и садясь на неё.
Кофе был и в самом деле отменный.
— Что там Зина? — как бы между прочим поинтересовался Дем.
— Сейчас припрётся, — вздохнул кот. — Я уже не могу время держать, она в этом отношении круче…
— Вот же ведьма, — пёсик оскалился. — Свалилась на нашу голову… Я-то надеялся, что её не стало.
— А я всегда был уверен, что она где-то прячется, — сказал кот.
— Ты мне можешь этого не напоминать? — с тоской в голосе спросил пёс.
— Ты сам начал, — отбрил кот.
— Н-да, непросто вам было в одной голове, — резюмировал Пенсов. Он чувствовал, как водка начала действовать: навалилась, вяжет язык. — Ещё кофейку можно? — попросил он котофея.
— Вот вы где! — скандальный бабский визг прорезал воздух.
— Дем, подержи время! — крикнул кот.
Море вспыхнуло ультрамарином и погасло.
Комната казалась большой — возможно, из-за отсутствия мебели. Белые, шершавые на вид стены поднимались неожиданно высоко: метров на десять, если не больше. Оттуда, из запотолочной темноты, свисала цепь, к которой была подвешена сложная бронзовая люстра, обросшая, как сосульками, мелким висучим хрусталём. Хрусталинки светились, вежливо отодвигая мрак на пристойное расстояние.
Пол был покрыт чёрно-белым клетчатым ковром, напоминающим огромную шахматную доску.
У окна стоял марокканский диван с резной спинкой — низкой, но всё-таки заслоняющей подоконник. Из окна открывался вид на соседний дом, типичную московскую пятиэтажку с застеклёнными лоджиями, возле которых синела набухшая вена газовой трубы. Над домом висело хмурое непонятное небо — то ли дождь, то ли сумерки, то ли просто скверный день.
Свечи на столе пылали ярко и печально, длинные языки пламени напоминали долгие цыганские песни.
— Уютненько. Но депрессивно, — высказал своё мнение профессор.
Пен деликатно присел на полупустую чашку, доливая кофе.
— Ничего, что без сахара? — на всякий случай спросил котофейник. — Я могу.
— Ты же знаешь, я всегда без сахара, — раздражённо сказал профессор и тут же одумался: в конце концов, даже настоящий целый Дементий, прожив столь насыщенную жизнь, мог бы тридцать три раза забыть о бытовых привычках рано почившего родителя, а уж Дем и Пен тем более.
— Извини, папа, — кротко сказал кот. — Кстати, можешь называть меня в женском роде. Я же всё- таки того… девочка, — зверёк засмущался. — Анима дементьевская я!
— Кто-кто? — не понял Пенсов.
— Анима. Женская часть души. Она вообще-то у всех есть, у творческих людей она просто больше… Источник вдохновения…
— Муза, что-ли? — спросил профессор.
— Плохая из меня была муза, — сказала Пен тоном, напрашивающимся на возражения. — Но иногда у нас с Демом кое-что получалось, — добавила она, возражений не дождавшись.
— Муза… А чего ты мужика своего изводишь? — желчно сказал Пенсов, вспомнив жалобы Дема. — Называешь себя в мужском роде и вообще ведёшь себя как стерва? Это что, феминизм?
— Папа, ну как тебе объяснить… — Пен потёрла лапкой грустную мордочку. — Ближе Дёмки у меня никого нет. Но насчёт этих дел… Он хочет этого самого… личной жизни. А я с ним не могу. Ты, наверное, не поймёшь… Знаешь, когда мы были Дементием… первые фильмы он ещё с актёрами снимал. Так вот, его в глаза звали Мейерхольдом, а за глаза — Карабасом. Он с людьми как с куклами обращался. Даже хуже, как с пластилином. В этом весь Дем. Ты не думай, что он такой хороший парень. Я-то знаю.
— Объясни мне всё-таки про Зину, — суше, чем хотел, сказал Пенсов.
— Ох, — вздохнула Пен, — ну вот я так и знала, что ты не поймёшь. Мужская солидарность. Если баба не даёт, значит, она стервь, а что она при этом говорит — так всё врёт… Ты ведь так на самом деле думаешь… Ну нет любви! Понимаешь — любви нет! Я бы и рада, он ведь на самом деле хороший… Перегорело… Думала, пройдёт… сойдёмся… как-нибудь стерпится-слюбится… Нет, ничего… А без любви я не могу.
— Про Зину, — перебил профессор.
Кошка сделала ещё одну чашечку кофе, на этот раз со сливками. Высунула острый розовый язычок, аккуратно полакала.
— Папа, мы никак не можем от неё избавиться.
Перед тем, как начинать съёмки, Дементий специально консультировался у технологистов, насколько всё-таки реальными являются помещённые в паравремя персонажи и обладают ли они сознанием. Те заверили, что это всего лишь оболочки, проецируемые на время, так что они только кажутся живыми. По сути, они были куда более примитивными, чем даже самый простой искусственный интеллект. Они могли чувствовать и мыслить, но только теми чувствами и мыслями, которые входили в сценарий.
Кто же знал, что именно здесь и подстерегает засада?
Всё дело испортила предфинальная сцена в церкви, где несчастную главную героиню, Зину Вагину, и без того хлебнувшую всяческого лиха, собрался приносить в жертву Дьяволу её учитель и наставник старец Нектарий, оказавшийся тайным сатанистом. По сценарию, железная Зина в этот момент должна была сломаться. Запланированный Дементием набор эмоций включал отчаяние, ужас, боль (само собой), но главное — желание проснуться, освободиться от кошмара и оказаться в каком-нибудь другом месте.
Технологисты не врали, когда говорили, что персонажи не являются настоящими людьми. Они забыли о том, что их эмоции всё-таки были очень похожи на настоящие. Тупая аппаратура, настроенная на помощь людям, оказавшимся в неприятной ситуации, уловила желание несчастного персонажа перейти в другой мир и его исполнила. Зина исчезла, а паравременное кольцо схлопнулось из-за фатальной поломки сценария.
Огорчённые технологисты разводил руками: никто не ожидал такого афронта. Что сталось с самой Зиной и куда она исчезла, было непонятно. Неясно было даже то, имеет ли она материальное тело или остаётся сгустком паравремени. Так или иначе, технологисты уверяли, что она жива — только вот где и в
