Макнолл иронически фыркнул.
– У них очень много денег. Что касается Каддафи или Хафезз Ассада – то с ними все ясно: к их услугам денежные ресурсы государственной казны. А «Черному сентябрю» и ООП деньги выделяет Лига арабских государств.
Здесь в разговор вступил Ставински-«Чингачгук».
– Любой палестинец в любой арабской стране регулярно отдает своим собратьям до десяти-пятнадцати процентов заработанных денег. Основные пожертвования, кстати, часто доставались «Черному сентябрю». Но теперь в нем осталось лишь два человека – Абу Дауд и Абдул Хабаш.
Ставински-«Чингачгук» достал пачку «Мальборо», закурил сигарету и выпустил колечко дыма в потолок.
– А Моссад? – спросил я, наблюдая за тем, как облачко дыма постепенно рассеивалось в воздухе. – Израильская разведка по-прежнему пытается найти последнего из участников мюнхенской резни?
Агенты «Интерпола» переглянулись. Ставински кивнул и Макнолл холодно произнес:
– Моссад, да будет вам известно, одна из самых засекреченных разведок мира. У Центрального Разведывательного Управления США – великолепное техническое оснащение и совершенная организация работы, КГБ СССР – самая большая разведслужба по численности рядов. Но с израильской разведкой сравниться не может никто. Для нее вообще не существует никаких правил. Агенты Моссада свергают режимы в арабских странах и помогают выигрывать целые войны.
Я медленно покачал головой потому, что вспомнил слова Иссера Нарела, одного из основателей израильской разведки. Он в свое время руководил операцией по похищению нацистского преступника Эйхмана, виновного в гибели огромного количества людей. В одном из своих редких интервью он говорил: «Пора было бы прекратить распространение легенд о методах нашей работы. Секрет успеха израильской разведки состоит в том, что мы работаем больше своих коллег по секретным службам других стран. Мы собираем больше информации. Никто в мире не нуждается в разведданных больше, чем Израиль. Мы окружены врагами, и для нас это – вопрос выживания».
Я помолчал некоторое время, обдумывая ответ.
– Джентльмены, я прекрасно представляю себе силу и мощь Моссада. Даже не будучи знаком с методами работы израильской секретной службы, достаточно было бы вспомнить о том, что Моссад оказался единственной разведкой в мире, раздобывшей полный текст доклада Никиты Хрущева. Того самого легендарного доклада на двадцатом съезде Компартии Советского Союза, в котором развенчали культ личности Сталина.
– Блестящий пример профессионализма, – согласился Ставински, – как, впрочем, и история охоты за террористами из «Черного сентября».
Наконец я улучил момент для того, чтобы задать вопрос, который чрезвычайно интересовал меня.
– Прошло много времени после мюнхенской трагедии. Не является ли тот факт, что Абу Дауд все еще жив, свидетельством ослабившейся хватки израильтян?
– Не думаю, – поразмыслив, сказал Ставински.
– Может быть, Моссад отказался от возмездия последнему из террористов «Черного сентября»? – продолжил я свою энергичную атаку.
– Просто Абу Дауд исключительно ловкий тип. Он чертовски осторожен. У него потрясающие способности к конспирации. Никто не знает, где Абу Дауд проведет следующую ночь, – ввернул Макнолл.
– Неужели он осторожнее лидера ООП Ясира Арафата? – с раздражением пробурчал я. – У которого только в одном из бейрутских кварталов находится с десяток конспиративных квартир?
Ставински усмехнулся и, затянувшись, выпустил изо рта еще одно колечко дыма.
– У Дауда, конечно, нет таких возможностей, как у Арафата. Но он хитер как лиса и всегда начеку.
– В таком случае, господа, – бросил я на прощание, – постарайтесь по своим каналам проинформировать Моссад, что лиса устремится в Эфиопию.
– Не слишком ли жаркий климат для ее меха? – засомневался Ставински. – К тому же, Абу Дауд сильно рискует…
– Рискует, – согласился я. – Но если он сорвет банк в африканском казино и завладеет Ковчегом Завета, то вряд ли использует его в каких-нибудь благотворительных целях.
2
Остановив такси, я поехал к Мишель. Под болтовню словоохотливого водителя-мексиканца, начавшего делиться впечатлениями от недавнего нападения на него обнюхавшихся кокаином подростков, я стал рассматривать фотографии. Их вручил мне капитан Ставински со словами, что я должен повесить снимки в своей спальне и всегда помнить о людях из «Черного сентября».
До тех пор, пока их не поймают…
Если, конечно, они вообще когда-нибудь будут пойманы – то умение, с которым скрывался Абу Дауд, заставляло сильно сомневаться в результативности усилий Моссада, Интерпола и ФБР вместе взятых. Я долго изучал фотографию террориста номер один и пришел к грустному выводу: обычный человек, ничем не привлекающий внимания. Он выглядел совершенно заурядно неброская внешность брюнета среднего роста, с гладко выбритым лицом – фотография была столь высокого качества, что я мог даже увидеть миниатюрный шрам на левой стороне подбородка. У него были серые глаза, смотревшие прямо. Я отметил скучающий и невыразительный взгляд, за которым угадывался резкий взрывной характер.
На другом снимке был запечатлен Абдул Хабаш – крупный сильный человек с квадратной головой, широкой нижней челюстью, некрасивыми редкими зубами и жестким выражением глаз. Фотография была сделана с водительского удостоверения – Абдул Хабаш старательно следил за тем, чтобы его физиономия как можно реже попалала в объектив.
Закончив разглядывать фотографии, я спрятал их в папку.
Мишель была оживлена, словно ребенок, получивший на рождество любимую игрушку.
– Как здорово, что ты приехал, – сказала она с сияющими глазами и обвила мою шею руками
Я мастерски изобразил непонимание.
– Мошенник? Скорее ты хотела сказать «волшебник».
– Ты – волшебник? – смеясь, переспросила Мишель. Я огорченно всплеснул руками.
– Ну, хорошо: колдун.
Мишель с готовностью подхватила:
– Вот это уже гораздо точнее. Хитрый, старый колдун, отлично знающий, какие слова говорить молодым девушкам.
– Что ж, – вздохнул я, – придется оправдывать выданные авансы и призвать на помощь все свое обаяние.
Я привлек Мишель к себе и стал нежно целовать Ее движения были легкими, и мне казалось, что я обнимаю ветер. Мягкий теплый ветер, решивший замереть на мгновение у меня на плече.
– Я не люблю расставаний, – смущенно призналась Мишель – Каждое расставание – словно маленькая смерть.
– Да. дорогая, – отозвался я. – Поэтому, да здравствуют бессмертие и вечная юность!
Я еще крепче обнял ее, и время для нас остановилось.
Когда я проснулся ночью, то увидел, что она, задумавшись, стоит у окна. На ней была только нитка жемчуга. Я смотрел на ее стройные загорелые ноги, изящную фигуру, смуглое лицо и точеную медную головку. Мишель стояла босиком на полу, и я вдруг поймал себя на мысли, что ревную ее даже к лунному свету, заливавшему окно и словно сжимавшему Мишель в своих чувственных объятиях. Я остро ощутил, как дорога мне эта девушка.
– Мишель, – окликнул я ее. Она вздрогнула.
– Что, Стив?
– О чем ты думаешь?
Мишель встряхнула головой, силясь прогнать какие-то мысли
