– Как все призрачно, Стив. Я начала бояться включать телевизор. Я чуть не сошла с ума, когда стали показывать то, что случилось возле Кинэйрда.
– Все уже позади, – спокойно сказал я, не чувствуя, впрочем, особой уверенности в своих словах.
– Зачем тебе нужен этот Ковчег? Почему ты так хочешь найти его?
Я приподнялся на локте.
– Понимаешь, дорогая, дело не в том – найду я его или нет. Никто в мире, за исключением нескольких человек, не верит в легенду о Ковчеге Завета. Но мне нравится опровергать скептиков и развенчивать их ветхие догмы, от которых за милю несет нафталином. Я не сам научился этой теории – просто у меня был хороший учитель.
– Кто же? – она наклонила голову набок.
– Тэд Тернер, мой босс. Его теория заключается в том, что не стыдно не найти Ковчега, но стыдно не искать его. Понимаешь? Вся штука заключается в том, чтобы ПЫТАТЬСЯ найти Ковчег. Стараться изо всех сил. Далеко не самые худшие люди на земле устремлялись на край света с единственной целью – доказать самим себе, что они в состоянии достичь невозможного: отыскать реликвию, которую все считали пропавшей. Исчезнувшей навсегда. Они не столько охотились за этим золотым сундуком, сколько бросали вызов Судьбе. Каждый раз, когда кто-нибудь из смельчаков хотя бы на шаг приближался к разгадке последней тайны Библии, то тем самым раздвигал горизонты представлений человечества.
Знаешь, просматривая энциклопедию «Британника», я был поражен, наткнувшись на такое разъяснение заслуг Колумба перед человечеством: «До путешествий знаменитого мореплавателя люди верили, что земля – круглая, что горизонт – это конец земной поверхности, ее последний рубеж».
Мишель легла на постель.
– Но что необычного в этих словах? В древности люди считали землю плоской, как монета.
Я усмехнулся.
– Ты не выслушала меня до конца. Ключ – в следующей фразе. После описания всех предубеждений и ошибок, существовавших до плавания Колумба, в энциклопедии говорилось: «Теперь мы знаем больше».
– Теперь мы знаем больше, – словно эхо, повторила Мишель.
– Можешь проверить сама. – посоветовал я. – Энциклопедия «Британника», издание тысяча девятьсот шестьдесят первого года.
Она прижалась ко мне всем телом и поцеловала в губы. Затем, спрятав голову у меня на груди, она пробормотала:
– Пожалуй, если ты дашь мне возможность одеться, я отправлюсь в библиотеку.
Я мысленно признал, что пропустил достойный выпад.
– Ты ведь занимался сюжетами на современную тематику, – Мишель нежно потерлась головой о мою грудь и легла повыше, устраиваясь поудобнее. – Я заметила, что ты очень разный, меняешься прямо на глазах. Откуда такой интерес к тому, чтобы копаться в пыли веков?
– А кто может поручиться, что нас не ждет участь уже исчезнувших цивилизаций? – спросил я, поглаживая ее по голове от затылка до лба.
– В самом деле: кто? – тихо засмеялась Мишель, не сводя с меня глаз. – Ты не поручишься, Маклин? Значит – никто.
– Действительно не поручусь, – подтвердил я. – Возможно, когда-нибудь небоскребы Нью-Йорка окажутся покинутыми людьми и обрастут дикими растениями, подобно камбоджийскому городу Ангкор. Знаешь, почему исчез остров Пасхи? Потому, что за несколько веков его жители уничтожили все леса, обрекли животных на вымирание и ввергли жизнь общества в хаос и каннибализм. Наиболее грубым ругательством, которое можно было произнести своему врагу было: «Мясо твоей матери застряло в моих зубах». Островитяне жили абсолютно изолированно от остального мира. Строили свои уникальные каменные статуи исполинских размеров. Но после того, как население острова стало выкорчевывать лес быстрее, чем он мог вновь произрастать, люди остались без веревок и волокон для перемещения статуй. Потом пересохли реки, начался голод.
– Но ведь все это происходило не сразу, – почти жалобно прошептала Мишель.
– Конечно, нет. Гибель приближалась незаметно. Изменения, которые происходили в жизни островитян, трудно было заметить сразу: ведь если расчистить участок леса и засадить его садом, то деревья очень скоро начинают произрастать вновь. Проблема заключалась в том, что темпы уничтожения были выше. Только пожилые люди, вспоминая свое далекое детство, могли заметить разницу. А их дети отказывались верить в сказки, которые рассказывали им взрослые. Остров Пасхи погибал медленной смертью. Той, что угрожает сегодня жителям нашей планеты. Население увеличивается, а источники природных ресурсов столь же стремительно уменьшаются. Что будет, когда истощатся полезные ископаемые, почва и умрут тропические леса?
– Цивилизация исчезнет, – промурлыкала Мишель.
– Поэтому-то и полезно изучать прошлое. Копаться в пыли веков. И искать Ковчег.
Мишель вытянулась в струну, затрепетав от нахлынувшего чувства. Она нагнула голову, и я расстегнул застежку жемчужного ожерелья. Положив его на подушку рядом с разметавшимися волосами Мишель, я некоторое время переводил взгляд с прекрасного украшения на красивую девушку и обратно.
– Нет, ты определенно более пленительна, – сообщил я Мишель о своем выводе. – И, кажется, я уже нашел нечто гораздо более ценное, чем Ковчег.
3
Вылетая из Нью-Йорка в Атланту, я не мог избавиться от необъяснимого чувства смутной тревоги. Странное беспокойство не оставляло меня, когда я открывал дверь, ведущую внутрь дома, по которому, за время долгого отсутствия, уже успел несколько соскучиться. Перешагнув через порог, я оставил сумки с вещами в прихожей и отправился на кухню, собираясь освежить в памяти содержимое холодильника.
За моим любимым кухонным столом сидел человек с квадратной головой, широкой нижней челюстью, некрасивыми зубами и жестоким выражением глаз. В руке он держал пистолет, а его палец застыл на спусковом крючке. Он холодно смотрел на меня, и я абсолютно не сомневался в том, что убивать было его любимой работой.
Я почувствовал во рту тошнотворный вкус смерти.
Именно этого человека я видел на фотографиях, любезно подаренных мне агентами ФБР. Помнится, Джерри Ставински посоветовал повесить снимки на стене в спальной комнате, чтобы не забывать о «Черном сентябре» и не терять осторожности.
«Интересно, как отнесется Абдул Хабаш к моей последней в этой жизни просьбе все-таки прикрепить фотографии над кроватью», – промелькнула в голове мысль после того, как прошел первый момент оцепенения и панического страха.
– Здравствуй, морская свинка, – спокойно произнес Абдул Хабаш, обыскивая меня глазами.
Я постарался придать своему лицу миролюбивое выражение. Признаться, в моем положении ничего другого не оставалось.
– Вам приготовить кофе? – с простодушной улыбкой поинтересовался я.
Он опешил.
– Кофе? – было слышно, с каким скрежетом работают у него мозговые извилины.
– У меня есть чудесный бразильский кофе, – с воодушевлением подхватил я. – Только не называйте меня морской свинкой. Меня это обижает.
Я почувствовал, что Абдул Хабаш напрягает сейчас все свои силы, чтобы удержаться и не открыть пальбу. Немыслимым усилием воли он заставил себя улыбнуться.
– Хорошо, Маклин. Я буду называть тебя покойником.
Я обвёл пересохшие губы языком.
– Еще хуже. А других, более подходящих определений у вас нет?
Ему начинало нравиться играть со мной.
– Дырки от пуль в голове плохо совместимы с жизнью, – сказал Хабаш.
Я согласно кивнул. У меня не было выбора: я должен хоть немного усыпить его бдительность и
